Время не ждет. Материалы к жизнеописанию и духовному наследию протоиерея Василия Ермакова
Шрифт:
В нашей семье хранится ходатайство Епархиального управления об освобождении из лагеря духовных лиц, составленное для немецкой комендатуры. В нем стоят фамилии пяти человек, но пометки об освобождении поставлены только против четырех. Против фамилии Поведского Валерия пометки нет, он должен был остаться в лагере. Немцы считали его неблагонадежным, и для этого у них были основания. В своей автобиографии отец Валерий пишет, что еще в России подвергался аресту – за «неосторожность в словах, высказанных, как я думал, в надежном месте, в которых я выражал отрицательное отношение к репрессиям и казням евреев немцами, а также к их безжалостному отношению
Как впоследствии объяснял отец Валерий, его освободили только благодаря личному ходатайству и поручительству отца Михаила Ридигера, которому при этом было объявлено, что при малейшем сигнале на отца Валерия в лагерь заключат их обоих. Таким образом, отец Михаил оказался в положении заложника и очень рисковал. Но это было его отличительной чертой: главное – помочь ближнему. Отец Валерий помнил это всегда, и его дети это помнили.
По выходе из лагеря они не имели ничего своего, кроме дерюжек, на которых всей семьей спали и которыми укрывались. Дочь батюшки Любовь Валериевна вспоминала, что первое время он ходил в немецких бутсах, очень больших, не по размеру, которые при ходьбе сильно хлопали, стучали и соскакивали с ноги. Отец Михаил дал ему подрясник, рясу и какую-то обувь. Когда были пошиты новые облачения, отец Валерий попросил матушку Надежду сохранить этот подрясник, подаренный отцом Михаилом. Матушка починила его и спрятала, а позже отец Валерий завещал похоронить его в этом старом подряснике, что и было исполнено. А когда отца Валерия наградили правом ношения креста с украшениями, то отец Михаил подарил ему свой. После смерти батюшки Валерия этот крест был передан владыке Алексию, для которого он, как крест его отца, является семейной реликвией. А наш батюшка Валерий похоронен согласно его завещанию – с деревянным крестом.
Оказание помощи людям в беде было призванием отца Михаила, его естественным состоянием. Узнав, что в немецких лагерях в ужасных условиях живут дети, отобранные у родителей, он призвал жителей Таллина брать этих детей в свои семьи – и многие в самом деле взяли на воспитание этих детей-сирот. Так, семья отца Григория Алексеева (будущего владыки Иоанна) взяла к себе мальчика Петра, а семья Залипских из Нымме – девочку Валентину. Сам отец Михаил вытащил из лагеря, а потом и воспитал вблизи своего сына известного ныне священника Василия Ермакова, тогда бывшего еще подростком. Отец Василий на всю жизнь сохранил дружеские отношения со Святейшим и благодарную память о его отце, о чем он часто говорит в своих беседах и интервью.
Отец Михаил умел облегчить страдания чужой души, снять с нее тяжкий груз. Мы приходили к нему не часто, далеко не каждую неделю – может, раз в месяц, а то и в два-три месяца. Иногда приходили в такие моменты, когда положение казалось безвыходным, когда нападали тоска и отчаяние. И всегда уходили спокойные, утешенные – и это утешение являлось как бы само собой, как будто ты очень хотел пить и просто утолил
Не могу вспомнить какие-то моменты чествования отца Михаила – он умел уходить от этого, его дела не выделялись, не бросались людям в глаза. Это можно назвать природной скромностью. Он всегда был в ровном настроении, никогда не выказывал своей озабоченности и никогда не было заметно, что батюшка чем-то расстроен или недоволен. Он всегда был в хорошем, добром настроении. И в своем поведении он всегда был ровен со всеми. Никогда не бывало ощущения, что к другому человеку, например более важному, он был внимательнее, чем к тебе. Он не делал различий между людьми, это было его отличительной чертой.
В какое бы время дня ты к нему ни обратился, казалось, что он ждал твоего прихода. Когда он с тобой разговаривал, то взгляд его был по-особенному внимательным и как бы входил в твою душу, так, что ты даже и подумать не мог о том, чтобы что-нибудь утаить: ведь он и так уже все увидел… Поэтому и откровенность возникала как бы сама собой, естественно. Ты выкладывал всё без утайки и всегда уходил с успокоенной душой. Его мягкий голос, его вид, его ряса, в которой он ходил всегда в то непростое время, действовали на людей целительнее любого лекарства.
Отец Валерий Поведский видел сам и нас приучил видеть в отце Михаиле образец христианской способности забывать себя ради ближнего. Быть может, этим и объясняется добрая память о нем и стремление людей к нему самому в дни его жизни, а теперь и к месту его последнего упокоения, свидетелем чего я являюсь.
Под Покровом Богородицы
Освобождение из лагеря выпало на четырнадцатое октября, праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Обращаясь к плачущим о своих детях матерям, батюшка говорил в последствии: «Ты иди сюда, в храм Божий, церковь Божию, встань на молитву, всегда это было в русской жизни, всегда скорбящая русская христианка, мать, жена искала помощи у Божией Матери. Есть много об этом картин, репродукций, как русская женщина молится Пречистой. И вот, смотря в прошлое, видишь, какая была великая сила Благодати Божией. Немцы меня угнали на Тихвинскую икону Божией Матери, девятого июля 1943 года, а на Покров я был освобожден. И далее я всегда чувствовал помощь Пречистой Божией Матери. Вот чудо, настоящее чудо! Вам только нужно немного прислушаться и понять, когда стоят два автоматчика, офицер вызывает и не знаешь, что будет дальше – один шаг. И вот здесь я воистину ощутил со своими спутниками великий Покров Пречистой в своей тогда страшной жизни. Я не думал, я не знал – буду ли я тогда жить, куда меня еще Господь пошлет, где я буду находиться? Подумайте, матери, я потерял родных на два года, живы – не живы, не знаю, а лет мне было шестнадцать, и сердце сыновнее скорбело: как они там? Где? Что? Тогда шли уличные бои в моем городе, а это все – беспощадно. И вот Заступница сохранила меня, сохранила моих родных, тех, с кем я находился» [19]
19
Ермаков В. Т., прот. Во имя спасения России. Поучения. СПб.: Агат, 2007. С. 188.
Конец ознакомительного фрагмента.