Время олимпийских рекордов
Шрифт:
— То сорвётся, и эта возможность защитить тебя.
Она растерянно на него посмотрела.
— А куда? Когда?
— Думаю лучше всего в начале декабря, — сообщил он, — послом в ГДР переводят одного нашего общего знакомого с Сергеем. Он пообещал взять тебя к себе и присмотреть, пока ситуация здесь как-то не разрешится.
— Но Ваня, я не хочу уезжать, — девушка взяла меня за руку.
— Как я уже сказал, выбора у тебя нет. Весной мне исполнится восемнадцать и мне уже пообещали, что если я продолжу упираться, то уже через час вручат военный билет и первым же рейсом отправят на Курильские
— Отец? — она посмотрела на него.
— Как мне не тяжело это признавать, вероятность этого весьма высока. Знакомые рассказывают, что она Леониду Ильичу целые истерики закатывает по этому поводу, что её никто не любит, а там он и сам вспомнил фамилию Ивана из звонка американского президента, когда тот за него вступился на Кубке Европы в Киеве, ну а дальше завертелось.
— Два года? — Аня всхлипнула.
— Мне тоже не будет хватать твоей колбасы, — сознался я, тяжело вздохнув.
— Но оставшееся время, мы хотя бы будем видеться? — жалобно спросила она, проигнорировав мою шутку.
Я специально посмотрел на её отца, чтобы решение принял он, и он правильно это понял.
— Прости дочка, но слишком опасно, — он покачал головой.
— Да, и чтобы уже точно к нам не было вопросов, — я достал связку ключей с яварой, и снял с неё два ключа от подъезда и квартиры, — у бывшего парня такого быть не должно.
— Вань? — она расстроено посмотрела на лежащие ключи, — получается это всё? Мы и правда расстаёмся?
— Получается глупышка, что тебе нужно переждать в Германии два года, — я потянулся и поцеловал её чуть дрожащие солёные губы.
— Я согласен с Ваней, — её отец пожал плечами.
Мы помолчали, затем он поднялся.
— Мне нужно на работу, Иван тебя подбросить?
— Да, а то я в лёгком во всём, — обрадовался я, что он дал мне лазейку выскользнуть из квартиры вместе с ним.
— Всё Ань, веди себя хорошо за границей, — я наклонился и ещё раз её поцеловал. девушка кивнула, и смахнула новые слёзы с глаз.
Выйдя из дома, мы поехали с ним к моей части. Во время пути он завёл разговор о моём настоящем, затем поинтересовался прошлым, школой-интернатом, объясняя это желанием узнать меня чуть лучше. Я же, рассказывал только то, что было в расследовании Арапова, ни слова, не упоминая о Пне, хотя он между делом интересовался, точно ли я запомнил все прегрешения своего директора, или что-то подзабыл. Я сказал, да всё, поскольку не собирался ни с кем больше этим знанием делиться. Вскоре мы доехали до места.
— Прости Иван, — он вместе со мной вышел из машины и подал руку, которую я пожал, — вышло по итогу как-то уж совсем не по-человечески.
— И принёс же чёрт старую суку на праздник, — в сердцах добавил он.
— До свидания товарищ Петров, — я пожал руку.
— Мортин Фёдор Константинович, — представился он к моему удивлению полным именем.
— А почему у Ани отчество и фамилия другая?
— Так надо, — хмыкнул комитетчик.
— Прощайте Фёдор Константинович.
— До свидания Ваня.
Под его взглядом, я пробежался до КПП и караульные впустили меня даже без пропуска, им-то я глаза
«Пережить бы эту еб…ю Брежневу, — я пошёл в общежитие и первым делом встал под душ, поскольку чувствовал себя словно неделю валялся в грязи, так мерзко было на душе от происходящего, — и забыть навсегда эту семейку с их проблемами».
Жалости или каких-то сильных чувств больше не было ни к кому из них. Каждый сделал свой выбор, каким бы он ни был в итоге.
***
Чтобы как-то стереть из сердца и мыслей произошедшее, я с головой ушёл в тренировки, увеличив нагрузки. Сначала этому пытались помешать мои тренера из ЦСКА, прекрасно понимавшие, что происходит, но видя, что я полностью их игнорирую, они в конце концов махнули рукой, оставив меня в покое. Затем это же попытались проделать инструктора в школе, но видя, что я на них тоже не реагирую, молча добавили меня к новой группе прибывших на повышение квалификации, и увеличили занятия самообороной с кастетом-яварой, а также больше стрельбища, которое, как они видели, меня сильнее всего успокаивает.
В таком ритме моей жизни недели полетели за неделями, минул сначала декабрь, затем Новый год, который никак не повлиял на мою жизнь, а затем пришла и весна. Никаких бонусов за разруливание ситуации с Аней и её семьёй я не получил, хотя очень на это рассчитывал. Это сильно подкосило меня, ведь эта ситуация морально очень сильно меня измотала, хотелось хоть какого-то удовлетворения за душевные терзания и бессонные ночи, а его не было и видимо уже и не предвиделось. К сожалению, если кто и забыл про меня, так только ни Брежнева, поскольку не успело мне стукнуть восемнадцать, как уже утром, хмурый Щитов пришёл ко мне и сказал собираться.
— Все вещи брать? — лишь поинтересовался я. Он, подумав, сказал:
— Бери только необходимое.
Он помог мне закинуть вещмешок на спину, и с моим делом и новеньким военным билетом, повёл меня к КПП, где ждала машина. Сев в неё, мы сначала посетили военкомат, а затем отправились на военный аэродром, где грузились в транспортный Ан около сотни солдат-новобранцев.
Щитов подошёл в стоящему у самолёта военному и передал ему мои документы, они обменялись рукопожатиями, и Николай Петрович вернулся ко мне.
— Ну всё прощай Ваня, летишь служить на Курилы, — с трагическим лицом сообщил мне он.
— А бегать я там, где буду? — иронично спросил я.
— Да хоть где Ваня, места там полно, — он обнял меня, похлопал по плечу, и отпустил в тёмное брюхо самолёта.
Идя туда я видел, как на взлётном поле стоят две чёрные «Волги» в одной из которых, на заднем сидении, явно просматривался женский профиль.
Внутри, меня посадили ближе к кабине лётчиков, а молодые парни вокруг, с любопытством на меня посматривали, но ничего не спрашивали. Вскоре аппарель стала закрываться, погружая нас в полнейшую темноту, но почти сразу включились лампочки освещения. Самолёт полчаса постоял без движения, и когда мы все расслабились и стали слышаться разговоры, загудели винты, и самолёт наполнился их шумом. Ещё через десять минут, он вырулил на взлётную полосу и сделав разгон, тяжело взмыл в небо.