Время освежающего дождя (Великий Моурави - 3)
Шрифт:
Никто из дружинников не мог наверно сказать, сколько времени находились они в столбняке, а когда очухались, то на вертеле чернел только обугленный череп кабана, а в золе потухали последние угольки.
Микадзе велел выпить всем по тунге вина, поймать взбесившегося коня и как следует отхлестать, дабы в другой раз не уподоблялся зайцу.
Над лесом занималась заря. Андукапар по каменным насечкам, опираясь на волшебный топор, приближался к воротам замка Арша. За ним следовал телохранитель, уже сбросивший в пропасть кабанью голову вместе с колпаком и серебряной бородой.
Десять дней сантуристы выбивали молоточками из семиструнных сантури пленительные звуки. Десять дней каманчи
Гордо восседал старый Мухран-батони рядом с правителем Кайхосро, Моурави и Иесеем Эристави Ксанским. Гордо восседала Русудан рядом с Тамарой - царицей имеретинской, Дареджан Мегрельской, надменной Гуриели и сердечной Мухран-батони.
Кто может так безудержно веселиться, как веселились "барсы" на торжестве своего Георгия из Носте? Кто, кроме Хорешани, может так красиво и благородно устроить празднество? Разве семья Саакадзе не ее семья? Разве она меньше любит Хварамзе и Маро, чем любила бы своих дочерей? Даже опьяненный счастьем Эрасти и его черноокая жена разве не дороже ей, чем любой князь с кичливой княгиней?
Мог ли еще кто-нибудь так щедро одарить молодых подарками, как одарили их Леван Дадиани Мегрельский, хвастливый Гуриели и осторожный царь Георгий Имеретинский? Тянулся за ними Шервашидзе Абхазский, не пожелал отстать и Зураб Эристави. А разве князья Картли и Кахети не спешили перещеголять друг друга в богатстве и щедрости? Или купцы и амкары забыли, кто празднует перемену жизни своих дочерей? Разве не тянутся по улицам Тбилиси носилки с богатыми дарами? Разве купцы не разметали от Сионского собора до Метехи бархат, по которому прошли молодые? Или у стен замка под оглушительную зурну не плясал весь Тбилиси, а по всем тбилисским площадям не раскинули стан крестьяне окрестных поселений?
Десять суток праздновал народ, радуясь вместе с Георгием Саакадзе. Десять дней шипели на вертелах яства. Пировали все, кто дрался на поле брани плечом и плечу с Моурави, кто страдал за Картли, кто, любя ее, отдавал свою кровь.
Никто не забыл в эти счастливые дни Моурави, и он помнил обо всех. Строители одобряли возведенные по их рисункам девять террас амфитеатра, вздымающихся над полем. Амкары горделиво показывали "барсам" украшение скамей: камень нижних разукрашен ковровыми подушками с позументами и шелковыми кистями, дерево верхних - пестрыми тканями.
Дигомское поле никогда не видело столько блеска, ибо здесь пожелал Моурави завершить десятидневный пир. Потому и хмель не помешал "барсам" тщательно следить за приготовлениями. Шумели царские, княжеские и церковные азнауры, намечая стоянки и споря за лучшие места. Цокот подков, свист нагаек, выкрики дружинников превращали Дигоми в военный стан.
Дато пререкался с уста-баши, намечая убранство кресла для Левана Дадиани, как вдруг Гиви дернул его за рукав и, отведя в сторону, шепнул: "Шадимановский лазутчик в рядах дружинников князя Нижарадзе".
Смеясь, Дато полюбопытствовал: не объелся ли зоркий "барс" овечьим сыром? Гиви обиделся, ибо с утра торчал на поле и никак не мог добраться до любимой еды, и, подражая Ростому, сквозь зубы процедил:
– А ты, видно, объелся куриной слепотой, растущей в овраге, ибо иначе бы узнал марабдинца-мсахури Раждена, который еще в Метехи любил хвастать отрубленным пальцем.
Хмель мгновенно испарился из буйной головы Дато.
– Следует немедленно поручить, - прошептал он, - ностевским разведчикам наблюдение за подозрительным мсахури.
Тут Гиви не на шутку рассердился и напомнил, что он - саакадзевский "барс", а не медный
Не дослушав, Дато принялся сзывать "барсов" к Хорешани на полуденную еду.
Как всегда на военном совете, Саакадзе раньше выслушал своих "барсов". Он прошелся по комнате и опустился рядом с Даутбеком:
– Выходит, князья замыслили восстание? Но кто? Без вожака волчья стая не подымется. Липарит? Не похоже, и причин нет, - всем доволен. Но верить следует только Мухран-батони и Эристави Ксанскому. А Арагвскому?
– Саакадзе побледнел, он прочел в глазах "барсов" такое же подозрение.
– Все прояснилось - цепь от Марабды тянется к Дигоми.
Внезапно Элизбар хлопнул себя по лбу: теперь он понимает, почему Нижарадзе шептался с Качибадзе, а лишь завидев его, Элизбара, чересчур громко заговорил о достоинствах пегого иноходца.
– Значит, трое обнаружены?
– Нет, Ростом, пятеро. Забыл прибавить Шадиман" и Андукапара.
– И я тоже кое-что заметил, - произнес Пануш: - У многих княжеских дружинников кизиловая ветка приколота к папахе одинаковыми булавками. "Наверно, в одной лавке украшение покупали!"
Все серьезнее становились "барсы". Саакадзе крупно шагал по ковру, говори как бы сам с собою:
– Выходит, Зураб не успокоился и замыслил воспользоваться удобным случаем ополчить против меня князей и захватить власть... Нет, власть в Картли для Симона захватит Шадиман, а Зураба женит на своей дочери и поможет ему воцариться над горцами... Конечно, вовремя раскрытое предательство поможет нам расправиться с изменниками, но какая в этом польза? На Дигомском поле в кровавом междоусобии лягут три тысячи лучших арагвинских конников, ибо верны Зурабу и драться будут до последнего вздоха... Если считать замешанными в заговоре десять князей, и каждый бросит в драку не меньше пятисот дружинников, то получится - пять тысяч. Если даже падет половина из них и хотя бы сотен десять из нашего постоянного войска, то ирано-картлийский рубеж ослабнет почти на семь тысяч шашек... Нет! Такую расточительность Картли не может допустить даже ради прихоти Шадимана вновь водворить на трон одноусого глупца и преподнести на пике "льву Ирана" умную голову Великого Моурави!
Димитрий, едва дослушав, вскочил. Он умолял разрешить ему сейчас же расправиться с Зурабом и его двумя соучастниками, он клянется - полтора века князья будут вспоминать Димитрия Сагинашвили.
– Разве опасность лишь в Зурабе, Нижарадзе и Качибадзе? Раздразнишь зверя - ни перед чем не остановится. Ведь неизвестно, кто еще из могущественных князей в заговоре... Неплохо придумал Шадиман. На Дигомское поле приглашены царь Имерети, владетели Самегрело, Гурии и Абхазети, а еще все те, кому я задумал показать устойчивость Картли и склонить к союзу против шаха Аббаса...
– Саакадзе задумчиво провел рукой по усам.
– Отменить празднество невозможно, заговорщики нападут на Метехи уже не ради победы, а ради моего посрамления. Ведь я убеждал в дружбе своей со всеми замками. Оказалось же, против меня пол-Картли!.. Правда, заговор будет нами подавлен, но союз с Западной Грузией погибнет, ибо уважается тот властелин, который умеет крепко держать в деснице поводья взнузданного царства, а не падает в пыль на полдороге. Заранее скажу - цари испугаются, поспешат покинуть опасную Картли и хвастливого Моурави. Как дым, рассеется с таким трудом достигнутое признание величия Картли... И еще: убегут ли в замки заговорщики, будут ли их истреблять - равно обессилится Картли.