Время освежающего дождя (Великий Моурави - 3)
Шрифт:
– Пошли двух нарвать кизила... вспомнила детство. А третья пусть займется иголкой. Буду гостить у тебя столько времени, сколько понадобится для этой работы.
Тинатин проворно отстегнула золотую пряжку. В своем волнении хасега не заметила, что на Тинатин были не шальвары, как полагалось, а еще одна прозрачная юбка. Выбежав, она приказала Айше и Асме взять самые большие корзины и шепнула:
– Ханум пожелала сочного кизила, смотрите, раньше заката солнца не возвращайтесь. Пусть завтра проклятые хасеги лопнут от зависти, узнав, сколько прогостила у меня любовь шах-ин-шаха.
То
К восторгу наложницы, ханум выпила две чашки, съела рассыпчатое тесто, погрызла миндаль в меду и, словно случайно, вспомнила о Нестан.
Гулузар встрепенулась: вот чем она еще больше может расположить к себе Лелу.
– О первая ханум Ирана, удостой вниманием княгиню, ее печаль подобна туману осени, слезы ее подобны росинкам на изумрудных листьях.
– Да, добрая Гулузар, милосердие подсказывает повидать княгиню, но приличествует ли мне...
Гулузар принялась горячо убеждать не противиться доброму сердцу.
Как бы колеблясь, Тинатин заметила:
– Не подслушивает ли старуха? Ведь весь гарем будет смеяться над Гулузар - не к ней пришла в гости Лелу, а повидать княгиню...
Но наложница еще сильнее заволновалась: старуха плохо слышит и сидит в самой далекой комнате. А пока будет царственная Лелу беседовать, она, Гулузар, станет на страже у дверей: лишь кто приблизится, она громко засмеется, и княгиня успеет покинуть комнату встреч.
Боясь новых возражений, Гулузар поспешно скрылась за легкой занавеской.
С волнением прислушивалась Тинатин. Наконец шелест шелка - и горячие руки обхватили ее шею.
Задыхаясь, Тинатин шептала: прекрасна ее подруга, еще нежнее стали лепесткам подобные щечки, еще сочнее кизиловые уста. Нестан тоже не уступала в изысканных сравнениях. Обе с упоением вслушивались в грузинские слова. О, как отрадна речь родины! Каждая буква - звук струны чонгури!..
Они говорили и не могли наговориться, целовались и не могли нацеловаться. Плакали девичьими слезами, радуясь детской радостью... А время шло, и его не хватало, как воды в пустыне.
– Не печалься, моя Нестан. Скоро солнце разольет лучи на твоей дороге.
– Нет, моя любимая Тинатин, солнце навсегда ушло с моего пути.
– Как можешь сердить бога? Разве Зураб хоть на один час забывает, где ты?
– На всю жизнь забыл... Я знаю Зураба: нашел бы способ вырвать меня отсюда, если бы продолжал любить. Разве мало монахов, которых можно переодеть купцами?
– Нестан! Ты навела меня на хорошую мысль, да будет тебе известно, купец Вардан прибыл из Картли.
– Вардан Мудрый? Лазутчик Шадимана? Что же, он без хозяина остался, или нового приобрел?
– Нет, моя Нестан, Вардан остался верен князю: Шадиман бежал в Марабду.
– Беж-а-а-ал? Кто мог выдумать такое?
– Мусаиб. Мудрый купец устроил мудрому князю побег. "Барсы", эти хищники Саакадзе, в полном неведении.
Зеленые глаза Нестан потемнели от изумления: Шадиман бежал от "барсов"! Неужели умная
Нестан терялась в догадках, она хотела поделиться сомнениями, но спохватилась. Тинатин ненавидит Саакадзе как виновника гибели царя; она может выдать Вардана как лазутчика Саакадзе.
– Но какая мне польза от его приезда?
– Моя Нестан, сердце подсказывает, что Вардан привез послание не только шаху от Симона глупого, Исмаила веселого и Шадимана лукавого, но и тебе - от Зураба любящего.
– Нет, если и привез, то от доброй Хорешани или сострадательной Русудан...
– В часы раздумья меня осенила мысль. Мусаиб одобрил мое желание купить у Вардана грузинские товары. Я приглашу гарем полюбоваться тонкими вышивками. Прирученная мною Гулузар придет со своей прислужницей, под густой чадрой никто не увидит ее зеленых глаз и желтых кос. Улучи миг, пусть Вардан увидит тебя; если привез послание, передаст с товаром, если нет - в Тбилиси расскажет Зурабу, что узрел тебя в черной одежде рабыни. Купец дважды придет ко мне, захочешь послать ответ в Тбилиси - положишь в кисет, - у купцов свой закон: если возьмет плату - выполнит поручение.
– Моя Тинатин, непременно напишу Хорешани и Русудан... если... если от Зураба не будет знака его любви.
Тинатин взглянула в окно, торопливо вынула из-за пояса узенькую трубочку и протянула Нестан:
– Это послание Луарсаба, я переписала его по-грузински для тебя; ты лучше меня знаешь царя Картли, подумай и помоги, успокой мою тревогу.
Чуть шелохнулась занавеска, осторожно выглянула Гулузар и счастливым голосом проговорила:
– Высокорожденная ханум, прислужницы уже притащили кизил, еле донесли, и старуха благоговейно починила твое одеяние.
– Благодарю тебя, моя Гулузар. Зови девушек.
Нестан, поцеловав Тинатин, выскользнула в боковую дверь.
Возбужденно рассказывали прислужницы, как вскарабкивались на самые верхушки за лучшими ягодами. "Да удостоит ханум, прекрасная, подобная пуне в четырнадцатый день ее рождения, прикоснуться к кизилу, такому же алому, как ее губы".
Тинатин раздала прислужницам по маленькому кисету.
– Я вижу, вы слишком старались, завтра советую на майдане купить, что глазам понравится. А это тебе на память, дорогая Гулузар, о моем посещении!
– И, надев на палец пораженной наложнице рубиновый перстень, поспешно покинула домик.
В проточной воде аквариума дремали причудливые рыбки, догорали светильники, а сон все еще не смежил пушистых ресниц Тинатин. Завтра предстоит серьезный разговор с благородным Сефи. Хорошо ли поступает она? Но ради сердечной раны одной женщины нельзя ставить под угрозу царство... Два царства! Жестокий с детства Сэм не должен наследовать великодушному Сефи... Да хранит влахернская божья матерь трон Сефевидов от изверга, ибо что станется тогда с Грузией, вечной приманкой Ирана?
На другое утро, гуляя с сыном, Тинатин задушевно расспрашивала его: так ли он счастлив с черкешенкой, как в первые годы?