Время палача
Шрифт:
— Откуда ты это взяла? — Дымов ощутил, что краснеет. Торопливо хлебнул супа и, конечно, обжегся. — Ты, наверное, забыла Аллочка, но мы сидели вместе. Десятый ряд, кресла в середине.
— Я тоже так поначалу думала, — она хмуро кивнула, — но потом неожиданно поняла, что никого рядом нет, что я одна. И посмотреть боялась, представляешь? Сидела там, как дура, и не могла повернуть головы.
— Надо было просто протянуть руку и коснуться меня.
— А я и этого не сумела. Что-то вдруг такое нашло… — Аллочка убрала со лба прядку волос. — А когда фильм закончился, ты снова оказался рядом.
— Вот видишь.
— Да, но все это было так странно. — Аллочка испытующе взглянула на него. — Понимаешь, я ведь хотела посмотреть, убедиться, что ты рядом, а шея словно одеревянела.
— Это остеохондроз, золотце. Ранний и прогрессирующий, — Вадим погладил ее по голове. — Не печалься,
— Я не репа.
— Верно, ты — золото, а потому твою шейку я буду лечить с особой нежностью.
Увы, отшутиться не получилось. Отстранившись от его руки, Аллочка горестно усмехнулась:
— Все бы ничего, да только на твое место плюхнулся какой-то молокосос.
— Какой еще молокосос?
— Откуда мне знать. Только присел рядом и сходу начал лапать меня за коленки.
— Может, это был все-таки я? — пробормотал Дымов.
— Ну, зачем ты меня обманываешь? Я же знаю, что это был кто-то другой. — Глаза Аллочки наполнились слезами. — Самое обидное, что я даже сопротивляться не могла. Хорошо, он тоже что-то почувствовал и ушел. А если бы не ушел?
Вадим положил ложку на стол, некоторое время тупо смотрел в тарелку с супом.
— Ну? Что-нибудь все-таки скажешь? Или придумаеншь очередную сказку?
Не поднимая глаз, он нашарил руку Аллочки, стиснув, поднес к губам.
— Прости меня, девочка. Правда, прости. Я очень хочу, чтобы ты меня не боялась.
— Потому и врешь?
Он кивнул.
— Ну и зря. Я действительно боюсь, но совсем другого…
— А ты не бойся. Ничего и никого. Обещаю, тебя никто не обидит!
— Даже ты?
— Даже я. — Вадим поднял голову. — Если хочешь, я больше не буду тебе врать.
— Хочу. — Слезы продолжали скатываться по ее щекам.
— Бедненькая моя! — Вадим притянул ее ближе, заставил пересесть к себе на колени.
— Расскажи мне про себя. — Попросила она. — Все, все, все!
— Хорошо, я расскажу тебе. Все с самого начала. Может быть, даже покажу.
— В картинках?
— Что-то вроде того… — Вадим снова взял ложку. — Но сначала, если ты не возражаешь, я дохлебаю твой суп. Зверски хочу есть, а таких борщей я давненько не пробовал.
— Тебе понравилось? — Лицо ее просветлело.
— Мировой супец! — Он кивнул. — Честное слово…
— Ты знаешь, некоторых из наших питомцев я помещаю именно в тот давний свой мир. Получается довольно убедительно, а дети — не взрослые и лишних вопросов не задают. Для них и в сказку поверить неизмеримо легче, а если сказка преподносится подобным образом…
— Но ведь в твоих сказках страшно.
— Конечно. Только настоящее воспитание без страха невозможно. Человек тогда ведь и растет, когда превозмогает свои страхи, когда учится преодолевать препятствия. Может быть, звучит не слишком правдоподобно, но мы и в том жутковатом мире умудрялись жить весело. Кругом умирали люди, по улицам сновали ветряки, а мы скандалили, воевали и веселились. Даже жили не в обычном доме, а в водонапорной башне. Егор Панчугин, Санька, Лебедь… Подбирали в подворотнях сирот, свозили к Ганисяну. Был там у нас такой старик, директор музея. Добрейшей души человек. Пульхен пытался удерживать в городе порядок, воевал с бандами. Мадонна, та самая из Нью-Йорка, была у него правой рукой.
— Она любила тебя?
Дымов удивленно взглянул на Аллочку.
— Как ты догадалась?
— Очень просто. Иначе она не оказалась бы здесь. Все ведь остались там, а она отправилась за тобой. Я ее понимаю.
— Глупышка… — Вадим погладил Аллочку по голове. — Хотя так оно, в общем-то, и было. Кроме того, ей там тоже трудненько приходилось. Подобные времена плохо подходят для женщин. Словом, каждый выживал, как мог. Тех же мародеров и бандитов Пульхен отлавливал чуть ли не каждый день. В одиночку по улицам уже не ходили. Вместо машин использовали броневики и танки. А в лесах попадались порой такие твари, что и врагу не пожелаешь встретить. Мой друг Артур рассказывал о людоедах, живущих в брошенных деревнях, видел он однажды и безразмерыша…
— Что, что?
— Я сам не видел, но это было что-то вроде огромной змеи только без головы и хвоста. Этакое живое колечко. А свищей я и сам несколько раз видел. Зверюга еще тот. Чем-то похож на древнего ящера, только на порядок умнее. Кое-где встречались гигантские пауки, а по городским кварталам медленно расползалась грибная плесень. Сначала она проникала в подвалы и пустующие квартиры, затем обвалакивала и поедала целые дома.
— Как это — поедала?
— Не знаю в точности как, но органику эта грибная слизь растворяла прекрасно. В итоге, спустя энное время, здания попросту
— Прямо какая-то жуть! — Аллочка прижалась к нему теснее. — И вовсе даже не весело.
— Да нет, иногда получалось весело… — Вадим задумался, пытаясь припомнить какие-нибудь радужные эпизоды, и с ужасом вдруг понял, что веселого в той жизни было действительно мало. Во всяком случае — в этом мире те далекие события начинали выглядеть совершенно иначе. Даже премудрые и словоохотливые мутагомы, которых заводили вместо игрушек и которые действительно скрашивали тоску и одиночество, в сущности, представляли собой несчастных уродцев — совершенно безногих, с огромной головой и малюсенькими ручками. Мутанты, в которых сами собой превращались брошенные в развалинах грудные младенцы. Ни пища, ни вода им уже в принципе не были нужны, мутагомам требовалось одно-единственное — чужое внимание и каждодневное общение. Дети их обожали, да и взрослые с удовольствием хохотали над шуточками мутогомов, но попробуй объясни это сейчас! Пожалуй, Аллочка и не поверит, что жутковатые уродцы приносили им самую неподдельную радость. А если к этому присовокупить рассказ о крашеных и двуродах, о Горке, занятой бандой Кита, о Бункере с ядерными боеголовками, картинка получится и вовсе непривлекательной. И трудно будет понять, что именно в тех жутковатых условиях категория любви и дружбы приобретала особый статус, люди сбрасывали маски и становились самими собой, а душа начинала откликаться на пустяки, которые в здешней сытой жизни попросту не замечались.
— Да нет, иногда у нас действительно было весело… — снова пробормотал он. А минутой позже, опустив глаза, Вадим разглядел, что Аллочка уже спит. Осторожно подтянув одеяло, он прикрыл ей плечи. Зажмурившись, неожиданно припомнил бледное личико Эльзы — девочки-пророка, одной из первых предсказавшей скорое исчезновение Дымова. Она оказалась права. Он исчез, а вместе с ним из того мира исчезла и Мадонна. Самое смешное, что они до сих так и не сумели в полной мере осознать, куда же их перебросили те пасмурные болота. И уже не раз в голову Вадиму приходило предположение, что Черная Химера — еще одна жуть, которой пугали жителей того мира, в реалиях как раз и оказалась тем местом, в которое они перенеслись. Может быть, далекое благополучное прошлое, а, возможно, иная параллель и даже иная планета. К примеру, та же загадочная Глория, являющаяся двойником Земли и скрывающаяся от них на другой стороне солнца. Если там плохо, значит, здесь хорошо, и наоборот. Впрочем, об этом бесполезно было думать. В его родном городе этими проблемами занимался целый институт. На протяжении ряда лет лучшие умы, собранные Борей Воздвиженовым, пытались найти разгадку обрушившихся на людей катаклизмов. Увы, все так и осталось на уровне гипотез. Земля чистила себя, как могла и умела. Смывала «грязь», измышляла чудовищные антибиотики, перетряхивала земную кору. Свищи поедали слабых, грибные споры уничтожали тлетворную органику, ветряки медленно, но верно, разрушали каменные творения человеческих рук. И незря в одной из бесед Мадонна неожиданно предположила, что и они угодили сюда с той же самой целью. По ее мнению, миссия перебрасываемых в прошлое в том и состояло, чтобы предотвратить сползание в пучину, прервать болезнь в момент ее зарождения. Только потом, когда она также впервые разглядела глонов, ее версия претерпела изменения. Может, потому они и расстались. Превратившись в лекаря, Вадим спасал этот мир по-своему, она же, воитель по натуре, решила обрушиться на главных врагов, к которым она без колебаний причислила глонов. В чем-то, возможно, Мадонна была права, однако сам Дымов давно уже склонялся к многовариантным ситуациям и многосложным ответам. Одна и та же болячка вызывалась тридцатью разнополярными причинами, и с равным успехом лечилась теми же тридцатью способами. Вероятно, и тут все было замешано в единую кучу. Человечество занималось самопоеданием, громило собственную генетику, планомерно уничтожало флору и фауну. И исподволь, даже не подозревая о том, оно все более подставлялось под удар извне. Мир глонов был совсем рядом, и в отличие от людей глоны имели к своим соседям серьезные претензии. Счастье еще, что они не торопились. Но, может, оттого и не торопились, что были абсолютно уверены в человеческой слепоте и своей конечной победе…