Время перемен. Дилогия
Шрифт:
— Угу, — пробормотал я. — Спасение мира — ни больше, ни меньше.
Но доктор прав. Я не откажусь. Попасть в другой мир — это сильно. И спасти человечество — тоже неплохо.
— И каким же образом, доктор, вы собираетесь закинуть меня к питекантропам? — поинтересовался я.
— Вы вряд ли поймете, майор.
— И все-таки попробуйте, доктор. В доступной для тупицы форме.
— Не обижайтесь, майор. Вряд ли на планете найдется сотня ученых, способных понять выкладки Колосова. И я в эту сотню не вхожу. Но основополагающий принцип, как вы, наверное, уже слышали, заимствован в аналоговой магии. То есть, если у нас
— Он мне не приятель, — проворчал я.
— Неужели? — усмехнулся доктор. — По моим данным, вы провели рядом с его останками в совокупности сорок семь часов.
— Мне там нравится: тихо и никто не докучает, — сказал я. — У меня вопрос, доктор. Вы сказали: виртуальная копия и частица объекта? А откуда взялась эта самая частица? И где она теперь?
— Мы не знаем, — честно признался доктор Сунь. — Ни откуда она взялась, ни куда делась потом. Но она была. Это неопровержимо следует из теории Колосова.
— Ладно, — кивнул я. — Допустим, вы отправляете меня на родину «пессимиста». А что потом?
— Потом, через определенное время, по той же схеме, мы возвращаем вас обратно, воспользовавшись вашим генетическим материалом.
— Годится, — сказал я. — Когда прыгать?
Глава тридцать пятая
КОЕ-ЧТО О ПРЕДКАХ
На следующее утро я вылетел в Америку. В маленький калифорнийский городок Кармаль. Там гостил у своих давних друзей мой батя. Доктор Сунь предлагал пригласить батю в Токио. Как официального консультанта с гонораром, на который в Японии можно купить навороченную вертушку представительского класса. Я отказался. Кармаль — подходящее место. Тихий городок на океанском побережье. Пристанище художников и ученых. Батя говорил, что за последние сорок лет он почти не изменился, разве что белки на пляже стали еще нахальнее.
У батиных друзей был большой дом неподалеку от океана. Деревянный, с черепичной крышей. Места хватило. И мне, и охране. Ну да, Хокусай согласился меня отпустить, но только не одного.
— Не хватало еще, чтобы ты опять угодил в неприятности! — заявил он.
Что творится в мире, если специальный координатор Хокусай превратился в няньку. Он даже порывался поехать вместе со мной, но, к счастью, подоспел очередной инцидент, и его группу (которая когда-то была и моей!) командировали куда-то на Амазонку.
Хозяева, пожилые, интеллигентные и, как большинство белых американцев, бездетные, приняли радушно и меня, и мою охрану: двух элитных «алладиновских» телохранителей (афроамериканцев, кстати), обладавших, к счастью, таким замечательным качеством, как ненавязчивость.
Пока мы с батей прогуливались по улочкам Кармаля, заглядывая в многочисленные галереи, моя охрана ухитрялась оставаться практически незаметной.
Я всё никак не решался выложить бате правду. Он, конечно, знал, что я прилетел не просто так, но вел себя так, будто мы оба — на отдыхе.
Перед тем как прилететь сюда, батя побывал в Пятигорске. Там, в санатории, долечивали деда. Старик, по батиным словам, почти поправился и снова рвется в бой. Но, по личному указанию Государя, его к работе не допустят, пока консилиум
— А мама где? — спросил я.
— Дома. У нее курс лекций в Университете. И вообще ей здесь скучновато. Ты же ее знаешь… Есть хочешь? Здесь рядом неплохой итальянский ресторанчик.
После лукового супа я наконец-то собрался с духом и выложил бате всё. Включая «трехглазого». Батя огорчился. Я, впрочем, и не ожидал, что он придет в восторг. Батя как-то свыкся с тем, что я постоянно рискую жизнью. Успокаивал себя тем, что раз меня не прикончили в первые десять лет моей военной карьеры, то я обладаю соответствующей живучестью. Но сейчас расклад переменился.
— Каковы шансы, что ты вернешься?
— Не знаю, пап. Никто не знает. Мне сказали, что было проведено около миллиона виртуальных экспериментов и дюжину — в реале. Со зверушками. Собачки, свинки, обезьяна… Говорят, что со зверушками всё прошло гладко. Мне их даже показывали.
Ну да, показывали. Но я очень сильно подозревал, что зверьков никуда не отправляли, а продемонстрировали мне, чтобы вселить в меня уверенность в благополучном результате. В последнее время я стал чертовски недоверчив.
— Ничего, бать, выкарабкаюсь с Божьей помощью!
— Вот разве что…
Батя никогда не был особенно религиозен.
— Маме не говори, — сказал я. — И вообще никому не говори.
Батя кивнул.
— Я так понимаю, что этот эксперимент — акт отчаяния?
— Ну не то чтобы… Сама теория Колосова…
— Гипотеза Колосова, — перебил батя. — Теорией она станет, если ваш эксперимент окажется успешным.
— Ладно, пусть гипотеза, — согласился я. — Но в этом есть смысл.
— Артём, я очень сомневаюсь, что пятьдесят тысяч лет назад на Африканском континенте обитали такие вот чудовища. Фактические данные свидетельствуют, что фауна тех времен мало отличалась от той, что была лет четыреста назад. А что касается хомо сапиенс, то оба основных вида совершенно точно имели по два глаза. И это тоже достоверный факт. У нас имеются не только фрагменты, но даже целые черепа.
— Ты считаешь, пап, это будет совсем другая Африка? — спросил я.
— Чтобы что-то считать, я должен знать факты. Иначе это всё — гадание на кофейной гуще.
— Но ты не исключаешь вероятность, что, кроме наших непосредственных предков, в то время в Африке могли быть и сородичи этого существа?
— Может быть. Но сомнительно. Если останки кроманьонцев и неандертальцев до нас дошли, то почему не сохранились и останки этих трехглазых?
— Возможно, я смогу тебе ответить, когда вернусь, — улыбнулся я. — А пока, бать, поведай мне о тех двуглазых двуногих, чьи останки сохранились. Если есть вероятность, что я все-таки попаду в нашу Африку, то неплохо бы мне знать, что меня там ожидает.
— Я вообще-то не палеоантрополог, — уточнил батя.
— Брось! — засмеялся я. — Ты знаешь то, что мне нужно знать, лучше, чем любой другой умник.
— Еще раз назовешь меня «умником» — получишь по шее! — предупредил батя. — Знаешь же, что я терпеть не могу это дурацкое слово!
— Извини, больше не буду.
— Ладно, спишем на твою потрепанную нервную систему. Еще вина?
— Я бы водки выпил…
— Не советую. Водка здесь — дрянь. А вино хорошее.
— Еще бы оно было плохое — по пятьдесят долларов за бутылку, — проворчал я. — Тогда коньяк и кофе.