Время перемен. Лабиринт Безумия

Лисина Александра

— Пойдем. Нам немного осталось, я чувствую.

— Таррэн? А ты не думал, что я могу быть тем «кровником» в Пророчестве? — напряженно спросила Белка. — Ну, если принять трактовку Дииура, как верную? Все-таки он не был дураком, и наверняка в этом есть рациональное зерно, иначе он не велел бы Литуру бежать в Пределы и спешно искать Стражей.

Таррэн покачал головой.

— Нет. Женщинам неподвластна магия Изиара.

— Но ведь я — не человек, и руны Изменения вполне могли…

— Нет, — ровно повторил он. — Для того, чтобы сделать тебя «кровником» и второй половиной для Темного, нужны совсем другие руны — руны Сродства и Единения, если ты понимаешь, о чем я. И они должны иметь

исключительно мужской полюс, так что забудь. Ты не причем. Это только мой долг. К тому же, я вовсе не уверен, что Дииур растолковал Пророчество полностью — оно слишком туманно и неопределенно. Ясно только то, что если мы не справимся, Граница рухнет, а из портала сюда вернется Владыка Нижнего Мира со своими демонами. Вполне возможно, речь идет лишь о том, что для правильной активации Амулета требуется больше усилий, чем может выдержать один эльф. И, возможно, именно поэтому мои родичи прежде не возвращались обратно: им просто не хватило сил выбраться.

— Но Литур говорил, что для этого нужна ваша кровь!

Он бросил за спину неимоверно быстрый взгляд и странно улыбнулся.

— Литур? Знаешь, а ты ему очень нравишься.

— Я всем нравлюсь, — мигом помрачнела Белка. — Даже Элиару и Крикуну.

— Я не это имел в виду: похоже, ты нравишься ему с самого детства.

— Какая разница? У него все равно нет ни одного шанса.

— А если бы был?

— Нет! — резко вскинулась Гончая. — Ни у кого из них нет, понял?! Совсем!

Таррэн неслышно вздохнул и умолк, а она прикусила губу и отвернулась.

Некоторое время шли молча, провожая глазами пустующие серые стены, одинаковые круглые залы, лишенные украшений и каких бы то ни было указателей. На них, против ожидания, никто не набрасывался, не швырялся ножами, не пытался подцепить на острые копья, не норовил заморозить, а потом снова зажарить, как в Стихийных Залах. Не доносился ниоткуда зловещий хохот невнятных теней и не шипели невидимые змеи. Не встречались статуи Великого Дракона, озлобленного на своевольного потомка Изиара, не показывались призраки прошлого, не витали миражи, и вообще ничего вокруг быстро шагающей пары не было. Только ровные стены, гладкий пол под ногами, от которого у Таррэна уже начинали подмерзать голые пятки, крохотные желтые светильники под угрожающе низким потолком. И тишина. Странная, неестественная, почти мертвая тишина, в которой слышалось лишь их сдвоенное дыхание, да шорох потревоженной одежды.

Часа через два в одном из залов очень кстати нашелся крохотный бассейн с прозрачной и невероятно холодной водой, где можно было без опаски напиться. В другом впервые за все время пути появились наполовину стертые, а потому абсолютно нечитаемые надписи. В третьем, откуда ни возьмись, обнаружилась прекрасно исполненная и очень древняя статуя из белого мрамора, изображающая какого-то эльфа, упавшего на колени и словно умоляющего невидимого противника о пощаде. Странная, красивая и какая-то очень уж живая статуя, возле которой они невольно задержались.

Белка с любопытством оглядела прекрасное изваяние, с одобрением согласилась, что эльф был невероятно хорош собой, затем приметила характерные браслеты на изящных запястьях и понимающе кивнула: Светлый. Только каким ветром эту скульптуру занесло на такую глубину? Да еще там, куда посторонним не было хода? Особенно в тех Залах, где (если верить Хроникам) запросто сходили с ума? Странно. Зачем? Почему? Кто ее сотворил?

Она покачала головой, обошла изумительно живописную композицию по кругу, но ничего нового не обнаружила и пожала плечами. Таррэн, напротив, заметно помрачнел и внутренне содрогнулся: ему не надо было объяснять, ЧТО означает окаменевший силуэт посреди безмолвного Лабиринта.

Почему родовой перстень на левой руке эльфа все еще светится крохотной искоркой жизни. И не нужно ломать голову, соображая, как и почему такое случилось: кажется, в один из Походов кто-то из Хранителей Трона не удержался от соблазна и все-таки вошел в Лабиринт Безумия. Погибнуть не погиб, потому что, пока теплится жизнь в родовом перстне, душа тоже жива, однако он уже давно не тот, каким был раньше — многовековое заключение способно превратить в сумасшедшего даже самого стойкого из эльфов. Когда это случилось? Тысячу лет назад? Две? Три? Кто знает. Ясно только одно: несчастного уже не спасти. Только милосердно разбить перстень, позволив его измученной душе обрести, наконец, долгожданный покой.

Темный эльф на мгновение заглянул в затянутые белесой пленкой глаза, легонько коснулся вторым зрением и едва не отшатнулся: там до сих пор стояла дикая мука пополам с настоящим безумием. Незнакомый эльф все еще жил! Все еще страдал! Все еще существовал на грани жизни и смерти!!

— Эй! Ты чего там застрял? Любимого родича встретил? — насмешливо хмыкнула Белка.

— Погоди, я сейчас, — хрипло отозвался Таррэн, осторожно опускаясь на колени, а затем коснулся пальцами потеплевшего перстня, убедился, что не ошибся, и неслышно шепнул: — Прости, брат, но большего я не могу для тебя сделать.

Он стремительным движением сдавил в кулаке крохотную голубую искорку изящного колечка на мраморной руке, с силой сжал и произнес Слово Разрушения. Драгоценный камень в оправе тихо хрустнул и осыпался синеватыми осколками, а вместе с ним в незрячих глазах Светлого потухла едва заметная искорка. Мелькнула неимоверным облегчением и искренней благодарностью, а потом окончательно угасла. Теперь — навсегда.

— Что-то не так? — настороженно встретила вернувшегося эльфа Белка.

Тот молча покачал головой и нырнул в следующий коридор. Она проследила, как стремительно осыпается белоснежным песком недавняя статуя, наконец-то, приметила осколки разбитого перстня на холодном полу и, до боли прикусив губу, поспешила покинуть свежую могилу.

— Прости, — шепнула Гончая, осторожно сжав напряженную ладонь Таррэна и стараясь не смотреть на его резко потемневшее лицо. Кажется, теперь ей стал понятен истинный смысл испытания на Стойкость. Кажется, Лабиринт не первый раз забирает невинные жизни. Не в первый раз ставит перед незваными гостями страшноватый и жестокий выбор. Кажется, он намеренно испытывает волю нового Хозяина и приводит его к одному из тех, чья жизнь и свобода может послужить источником быстрого решения. Чья боль могла помочь избавиться от трудных поисков Амулета. Разменивал страдания одного на облегчение жизни другого. Иными словами, убивал одного из пришедших с Темным эльфом спутников только лишь для того, чтобы ему, будущему Повелителю, было проще отыскать заветный артефакт.

И кто-то много веков назад решил, что чужая гибель того стоит.

Гончая мысленно содрогнулась и странно покосилась на Темного эльфа, который уже давно сделал свой выбор. Не зная, не желая слушать голоса разума и вкрадчивый шепоток Лабиринта, он не стал разменивать ее жизнь на свое бессмертие. Не пожелал легкого пути. Не соблазнился и не свернул. Не позволил ей стать такой же мраморной статуей у подножия древнего покровителя своего Рода, который искренне считал проклятым. Не дал Дракону торжествовать и не согласился с предложенным выходом. Он даже не задумался, когда вытаскивал ее из западни под пышущим жаром дыханием Драконьего Огня, а просто взял на руки, закрыл собой и уже тогда твердо знал, что другого быть не может. Что она стоит таких жертв и такого упорства. Всего стоит, даже долгой жизни бессмертного.