Время покинуть дом, Хейли Джей

Время покинуть дом

на обложку

Хейли Джей

Шрифт:

В итоге цель парадоксального предписания – отправка сына на работу – в отношении трудоустройства была успешно выполнена. Но, предписывая парадоксальные задания, следует думать не только о краткосрочных, но и об отдалённых результатах, и не забывать о крайней изворотливости подобных семей. В ином случае психотерапевт, изучая катамнез случая, может нередко столкнуться с тем, что семье всё-таки удалось его перехитрить и вернуться к привычному образу существования. Так случилось и здесь. Сын вышел на работу и трудился там в течение нескольких месяцев, но этот труд был явно ниже его возможностей. Работая мойщиком посуды, в глазах представителей среднего класса, к которым принадлежала его семья, он относился к большим неудачникам, чем те, кто не работал вовсе. Его невозможно в этом состоянии было отнести к успешным и состоявшимся людям – он считался дефектным больным, не реализовавшим своих способностей. Кроме

того, то, что сын вышел на работу, сняло груз ответственности с членов семьи – ведь они вынуждены были заниматься семейной терапией только потому, что сын бездельничал. Вскоре после того, как он вышел на работу, члены семьи стали явно терять интерес к продолжению семейной терапии, престали выполнять задания и через несколько недель заявили о своём желании завершить терапию, так как они получили всё, что хотели.

Через год стало известно, что психическое состояние сына опять ухудшилось, и родители на этот раз определили его в клинику витаминотерапии. Так что отдалённые результаты психореабилитационного процесса в данном случае никак нельзя считать удовлетворительными, несмотря на прекрасный непосредственный эффект от парадоксальной интервенции.

Обвинение родителей

Снова и снова сталкиваясь с тем, что мы описываем выдающиеся таланты в скрытой манипуляции в общении у членов семей психически больных молодых людей, читатель может удивленно спросить: «Если же они такие талантливые, то почему же они не могут выбраться из проблем?» Часто психотерапевт действительно изумляется тонкости и хитрости психологических ходов членов таких семей, одновременно признавая, что в работе с ними из-за собственной недостаточной подготовленности он действовал ошибочно и потерпел неудачу. Вообще следует отметить, что члены семьи пациента редко пользуются любовью психотерапевтов. Такие специалисты считают, что их дело – работать только с больным, а его родственников они воспринимают только как досадную помеху. В прошлом обычным делом было считать, что родственники пациента должны были оставаться за дверями кабинета психотерапевта – их делом считалось лишь своевременно оплачивать счета за лечение. Осуждение родственников и стремление чуть ли не хирургическим путём отсечь их от бестолковых детей привело к бесчисленному количеству неоправданных и нередко трагических неудач в психотерапии, морю разочарования, тоски и отчаяния. Родители шли к эксперту за помощью, а сталкивались с отвержением и осуждением, платили кучу денег, и в итоге по-прежнему оставались лицом к лицу с психически больным ребёнком, который, несмотря на все надежды, так и не поправился. В других случаях они обращались за помощью в связи с неадекватным поведением, а получали нередко необратимые неврологические осложнения психофармакотерапии, такие как поздняя дискинезия, тремор рук и насильственные движения языка. Такое нередко случалось при недостаточной подготовке специалиста в вопросах медикаментозного лечения.

Кроме того, члены семьи обычно оказываются сбиты с толку тем, что разные специалисты ставят разные диагнозы, предлагают различное лечение и говорят о совершенно разном прогнозе, что производит впечатление того, что все они сами ничего не понимают в том, чем занимаются. Мне вспоминается случай 18-летней девушки, у которой развилась депрессия после того, как она отправилась учиться в колледж. В школе она считалась прекрасной ученицей и отлично успевала по самым разным предметам. Её родители, высокообразованные интеллигенты, сами имевшие опыт прохождения психоанализа, послушались совета врачей и госпитализировали дочь в психиатрический стационар. Однако несколько позже они пришли к выводу, что в больнице ей стало только хуже, и, по совету знакомых, отправили дочку на амбулаторное лечение к известному частнопрактикующему психиатру, несмотря на отрицательное отношение к этому врачей стационара, рассказывавших, что всё это может закончится для неё суицидом. К несчастью, известный психиатр практиковал довольно далеко от того города, где жила семья девочки и где она ходила в колледж. Девушку отправили жить к бабушке, откуда был всего час езды до того места, где принимал психиатр. В этих

условиях она не могла посещать свой колледж, работать и общаться с друзьями – ей оставалось лишь бездельничать дома у бабушки и два раза в неделю ездить к своему психиатру. Несмотря на лечение, депрессия продолжала усугубляться. Врач повышал дозы препаратов и пытался экспериментировать с новыми лекарствами, но эффекта не отмечалось и состояние продолжало ухудшаться. Психиатр предложил проконсультироваться ещё с одним своим коллегой. Перед консультацией с новым врачом состояние девушки вдруг начало улучшаться, но, несмотря на это, он после консультации предложил госпитализировать её в его частную клинику. Первый психиатр с сомнением отнёсся к этой идее, но не стал возражать, не желая портить отношения с коллегой, которого он к тому же сам рекомендовал родителям девушки. Родители сами не знали, что им делать, когда дочери стало лучше, при том, что у них уже был опыт неудачного лечения в стационаре. Кроме того, будучи умными и интеллигентными людьми, они уже разобрались в том, что некоторые доктора действуют по принципу: «Плох тот врач, после общения с которым у больного остались деньги», и боялись, что очередная разноголосица в диагнозах ввергнет их самих в ещё большую растерянность относительно того, что же всё-таки делать с дочкой.

Социальная дезадаптация девушки, находящейся в депрессии, родителями и врачами была сочтена глубоко вторичным вопросом. Было решено, что механизмом развития депрессии является глубинный конфликт в её бессознательном. Только бабушка и дедушка пытались указать на то, что 18-летняя девушка, которая весь день сидит и ничего не делает и жизнь которой бесцельна, не может не тосковать. Но ведь она не могла вернуться к учёбе в колледже из-за того, что тогда она не смогла бы регулярно посещать своего психиатра и, возможно, вздумала бы бросить принимать медикаментозное лечение. А родители, в свою очередь, боялись что-либо потребовать от неё, потому что один из консультировавших их дочь специалистов сказал им, что она болеет из-за того, что они были слишком строги и требовательны по отношению к ней в её детстве, и теперь у неё глубинные бессознательные проблемы из-за конфликта с заложенными родителями в её раннем детстве установками. Вообще ранее родители думали, что они воспитывали дочь достаточно мягко и либерально, и не могли припомнить ситуаций, когда они от неё чего-то твёрдо требовали – но, поскольку она оставалась в депрессии, а эксперты в психиатрии сказали, что всё это было из-за их строгости, то им и в голову не могло прийти, что бездельничанье дочери – это плохо. По сути, в 18-летнем возрасте они оставили её без руководства. Мучимые чувством вины за её депрессию, они отправили её к бабушке и дедушке в надежде, что те смогут помочь ей лучше, чем они сами. А ведь в то же время, с точки зрения девушки, если бы она поправилась на попечении бабушки и дедушки, то тем самым унизила бы родителей, продемонстрировав им, что они умеют заботиться о детях хуже, чем их собственные родители – и девушка осталась хронически психически больной. Так несогласованность действий специалистов вылился сперва во внутрисемейный конфликт, а потом в разобщенность между родителями и старшим поколением родственников относительно того, что делать с девушкой, что привело в итоге к дисфункциональности семейной системы. Так что совсем нередко противоречивое поведение членов семьи, которое нам так не нравится, оказывается прямым следствием противоречий и несогласованности действий между нами, специалистами.

Психотерапевт, консультировавшие девушку психиатры, сама пациентка, и её родители с бабушками и дедушками могли отлично разговаривать о том, в чём причина охватившей её депрессии, но никто не смог ничего сделать такого, что реально изменило бы сложившуюся ситуацию. Множество умнейших людей попались в ловушку неправильного определения сути проблемы. К сожалению, мастерство тонкой манипуляции друг другом, распространенное в таких семьях, нацеливается в таких случаях не на достижение необходимых изменений, а на предотвращение трансформации существующего порядка вещей. Психотерапевт, способный как видеть суть сложившихся проблем, так и эффективно действовать для их преодоления, не должен надеяться на то, что правильный и чуткий совет, как действительно изменить ситуацию, будет с радостью принят семьёй и в точности исполнен. Разговаривать о том, что стоило бы сделать в подобной ситуации, значительно проще, чем действительно это сделать.