Время предательства
Шрифт:
Бовуар понимал, что у них есть причины бояться.
Он слегка стукнулся головой о кирпичную стену. Потом согнулся так, что колени уперлись в грудь, и начал раскачиваться. Раскачиваясь, он слышал ритмичное поскрипывание своих тяжелых ботинок на снегу. Как лошадка-качалка, которой требуется смазка. Требуется что-то.
Без
Бовуар сунул руку в карман бронежилета. Туда, где лежали бинты и пластырь для остановки кровотечения. Он извлек наружу два пузырька с таблетками, открутил крышку с одного и быстро проглотил две таблетки оксикодона. Две предыдущие вынесло из его желудка вместе с рвотой, и теперь он очень плохо соображал от боли.
И другую. Другую. Бовуар уставился на пузырек, чувствуя себя как человек, который прошел полмоста.
Он боялся принять таблетку и боялся не принимать. Он боялся атаковать бункер и боялся убежать. Он боялся умереть и боялся жить.
А больше всего он боялся, что все узнают, как ему страшно.
Бовуар отвернул крышечку и встряхнул пузырек. Таблетки посыпались с его дрожащей руки и затерялись в снегу. Но одна осталась в центре ладони. Его потребность была так велика, а таблетка казалась такой крохотной. Он поспешил закинуть ее в рот.
Без пяти три.
Гамаш сидел за столом в архиве, читал и делал записи. Его захватило то, что обнаружилось в ящике. Дневники, личные письма, фотографии. Но вот он снял очки, потер глаза и окинул взглядом еще не прочитанные книги и документы. Сегодня он никак не успеет их дочитать.
Он нажал на звонок вызова, который ранее показала ему мадам Дюфур. Три минуты спустя послышались шаги по бетонному полу.
– Я бы хотел взять это с собой. – Гамаш кивнул на стопку на столе.
Мадам Дюфур открыла рот, чтобы возразить, но передумала.
– Констанс
– Да.
– И вы полагаете, какие-то сведения из этих… – она посмотрела на документы на столе, – помогут вам?
– Да, полагаю.
– Знаете, в следующем августе я заканчиваю работать. Принудительная отправка на пенсию.
– Сочувствую, – сказал Гамаш.
Она огляделась вокруг и улыбнулась:
– Меня сдадут в архив. Надеюсь, ни я, ни документы из архива Уэлле не пропадут. Забирайте их, месье. Но пожалуйста, верните. Штраф будет очень серьезный, если вы их потеряете или их съест ваша собака.
– Merci, – сказал Гамаш, подумав, что мадам Дюфур, вероятно, знакома с Анри. – Я хочу попросить у вас кое-что еще.
– Почку?
– Код.
Несколько минут спустя они стояли у служебного входа. Гамаш обеими руками держал тяжелую коробку.
– Надеюсь, вы найдете то, что ищете, старший инспектор. Передайте мой привет Рейн-Мари, когда ее увидите. Joyeux No"el.
Но прежде чем дверь закрылась, она снова окликнула его:
– Будьте осторожны. Свет и влага могут нанести документам непоправимый ущерб. – Она внимательно посмотрела на него. – А вы, месье, наверное, лучше других понимаете, что такое «непоправимый ущерб».
– Oui, – согласился он. – Joyeux No"el.
Когда Арман Гамаш добрался до Трех Сосен, было уже темно. Он припарковался близ гостиницы и даже дверь не успел открыть, как из бистро появились Оливье и Габри. Гамашу показалось, что они ждали его прибытия.
– Как доехали? – спросил Габри.
– Неплохо, – ответил Гамаш, вытаскивая из машины сумку и тяжелую картонную коробку. – Если, конечно, не считать мост Шамплейна.
Конец ознакомительного фрагмента.