Время прощать

Гришэм Джон

Сделав глубокий вдох, она перевернула страницу. Красивые женщины редко появлялись на слушаниях об условно-досрочном освобождении заключенных, девяносто процентов присутствующих составляли мужчины, и Карла безраздельно владела их вниманием.

Взяв себя в руки, она продолжила:

– Наш дом в тысяча восемьсот девяностом году построил для своей семьи один железнодорожник. Он умер в первый же рождественский сочельник, который они проводили в новом доме, но семья прожила в нем еще долго, пока не покинула его тридцать лет тому назад. Дом считался исторической ценностью, хотя, когда мы купили его, в полу зияли дыры, а крыша прохудилась. В течение трех лет, ограничивая себя и откладывая каждый лишний заработанный цент, мы с

Джейком отдавали дому все силы и душу. После полного рабочего дня, до полуночи чинили и красили его. Свой отпуск тратили на то, чтобы клеить обои и циклевать полы. Джейк обменивал свои адвокатские услуги на водопроводные работы, благоустройство участка и стройматериалы. Его отец на свои средства построил гостевую комнату на чердаке, мой отец выложил плиткой задний двор. Я могла бы продолжать часами, но знаю, времени нет. Семь лет назад мы привезли в этот дом свою новорожденную дочку и устроили для нее детскую. – Ее голос дрогнул, но она, с усилием сглотнув слюну, вздернула подбородок: – Какое счастье, что ее не было в детской, когда наш дом сожгли. Я часто думаю: отдавали себе отчет в том, что она могла там быть, эти люди? Беспокоило ли их это? Сомневаюсь. Они хотели причинить нам как можно больше зла.

Она снова замолчала, и Джейк положил руку ей на плечо.

– С тех пор прошло три года, но мы скорбим о потерях, в том числе о нашей любимой собаке. Мы все еще пытаемся восстановить то, что восстановить невозможно, и объяснить дочери, что случилось и почему. Она еще слишком мала, чтобы понять это. Нам, как и всем жертвам, полагаю, по-прежнему трудно поверить, что такое реально. Мы стоим здесь сейчас, заново переживая тот кошмар, глядя на преступника, пытавшегося разрушить нашу жизнь, и сожалеем лишь о том, что ему нельзя усилить наказание. Пять лет – слишком мало для Дэнниса Йоки. Так пусть он хотя бы полностью отсидит назначенный срок.

Она сделала шаг в сторону, и Джейк занял ее место. Оглянувшись, он заметил, что Оззи и Празер стоят рядом с родней Йоки, словно предупреждая их: «Хотите неприятностей? Мы вам их обеспечим».

Джейк откашлялся:

– Мы с Карлой благодарим комиссию за предоставленную нам возможность высказаться. Я буду краток. Дэннису Йоки и его жалкой маленькой банде негодяев удалось сжечь наш дом и существенно испортить нам жизнь, но им не удалось сломить нас, как они замышляли. Не удалось им достичь и главной цели – сорвать процесс и не дать свершиться правосудию. Из-за того, что я защищал интересы Карла Ли Хейли, чернокожего, который застрелил двух белых, изнасиловавших и пытавшихся убить его малолетнюю дочь, они – Дэннис Йоки и его дружки, а также все известные и неизвестные члены Клана – упорно запугивали меня и причиняли массу бед моей семье, моим друзьям, даже моим служащим. Все их потуги позорно провалились. Справедливость восторжествовала в тот замечательный момент, когда жюри, целиком состоявшее из белых присяжных, честно высказалось в пользу моего клиента. Этим оно осудило всех мерзких бандитов вроде Дэнниса Йоки и само понятие насилия на расовой почве. Жюри заявило об этом громко, недвусмысленно и навсегда. Будет позором, если комиссия лишь сделает предупреждение Дэннису Йоки и отпустит его домой. Честно говоря, он должен был отсидеть здесь, в «Парчмене», не свой короткий, а максимально возможный за такое преступление срок. Благодарю за внимание.

Йоки смотрел на него с самодовольной улыбкой, явно до сих пор гордясь тем, что сделал, и давая понять, что с удовольствием повторил бы это еще и еще раз. Этот наглый взгляд не укрылся от некоторых членов комиссии. Джейк ответил ему уверенным решительным взглядом и, взяв Карлу под руку, вернулся на место.

– Шериф Уоллс? – произнес председатель.

Оззи, сверкнув прикрепленным к нагрудному карману жетоном, стремительно прошел к импровизированной трибуне.

– Спасибо, господин председатель. Я – Оззи Уоллс, шериф округа

Форд, и я не хочу, чтобы этот парень вернулся домой и снова начал чинить безобразия. Если говорить начистоту, ему следовало находиться в федеральной тюрьме и отбывать гораздо более длительный срок, но сейчас нет времени это обсуждать. Я продолжаю расследовать то, что случилось три года назад, как и оксфордское отделение ФБР. Дело еще не закрыто, и освободить этого парня было бы ошибкой. Не сомневаюсь, что, вернувшись, он начнет с того, на чем его прервали. Спасибо за внимание.

Возвращаясь на место, Оззи специально прошел как можно ближе к родственникам Йоки. Он и Празер встали у стены прямо позади них и, когда вызвали следующего заключенного, тихо вышли за дверь вместе с несколькими зрителями.

В коридоре Джейк и Карла подошли к ним и поблагодарили за поддержку. Они не ожидали, что шериф проделает отнюдь не короткий путь, чтобы сказать свое слово. Они поболтали несколько минут, потом Оззи и его помощник ушли, чтобы забрать заключенного, который возвращался в Клэнтон.

Флойд Грин, вскоре подошедший к Джейку и Карле, выглядел взволнованным.

– Кажется, получилось, – сказал он. – Идите за мной, вы – мои должники.

Они перешли из одного корпуса в другой. У кабинета заместителя старшего надзирателя стояли два вооруженных охранника. Мужчина в рубашке с короткими рукавами и пристегивающимся галстуком неприветливо произнес:

– У вас десять минут.

«Мы тоже рады вас видеть», – мысленно пошутил Джейк.

Один из охранников открыл дверь.

– Подожди здесь, – велел Карле Джейк.

– Я побуду с ней, – заверил его Флойд Грин.

Комнатка без окна больше напоминала шкаф, чем кабинет. На металлическом стуле, пристегнутый к нему наручниками, вольготно съехав на край сиденья и закинув ногу на ногу, сидел двадцативосьмилетний Марвис Лэнг в белой тюремной форме: робе и штанах с синими «лампасами». У него была пышная прическа в стиле афро и бородка-эспаньолка.

– Марвис, я Джейк Брайгенс, адвокат из Клэнтона, – представился Джейк, втискиваясь на близко придвинутый к столу стул.

Марвис вежливо улыбнулся и, насколько позволяла цепь, неуклюже протянул ему правую руку, как и левая, пристегнутую к стулу. Несмотря на его оковы, они обменялись крепким рукопожатием.

– Вы помните своего адвоката Ника Нортона?

– В общем, да. Хотя у меня не было особых причин с ним встречаться.

– У меня в кармане письмо от него, дающее мне полномочия поговорить с вами. Хотите посмотреть?

– Да я и так готов побеседовать. Давайте. О чем вы хотите говорить?

– О вашей матери Летти. Давно она вас навещала?

– В прошлое воскресенье.

– Она рассказала, что ее упомянул в своем завещании белый человек по имени Сет Хаббард?

Марвис на секунду отвел взгляд, потом едва заметно кивнул:

– Рассказала. А вам это зачем знать?

– Затем, что Сет Хаббард назначил меня адвокатом по своему наследству. Девяносто процентов всего, чем владел, он отписал вашей матери, и моя задача состоит в том, чтобы она их получила. Понимаете?

– Значит, вы – хороший парень?

– Чертовски верно. Сейчас я для вас – самый лучший парень во всей этой истории, но ваша мать так, видимо, не думает. Она наняла мемфисских адвокатов, которые оберут ее до нитки.

Марвис подтянулся на стуле, сделал попытку поднять руки.

– Подождите, я официально недоразвитый. Повторите-ка помедленней.

Джейк еще не закончил свою речь, когда кто-то постучал в дверь.

– Все, время вышло, – сообщил охранник, заглянув в помещение.

– Я уже заканчиваю, – ответил Джейк и как можно вежливее закрыл дверь, после чего перегнулся через стол. – Я хочу, чтобы вы позвонили Нику Нортону за его счет. Он подтвердит, что все мною сказанное – правда. Сейчас любой адвокат округа Форд скажет вам то же самое: Летти совершает чудовищную ошибку.