Время проснуться дракону
Шрифт:
– Они.
– Что-то еще увидел? – заинтересованно спросила Льняна.
– Да нет, ничего нового… как всегда, чуть вперед глянешь – там все многокрасочно и бурно, но как через стекло, по которому дождь лупит – не разглядеть четко, – и с тоскливой озабоченностью посмотрел на дочь, – все никак осознать не могу, что время пришло – ты ж такая молоденькая еще!
– Пап, наверное, нам пора идти… – тихо напомнила Льняна, жалея отца, но сама уже готовая к новым свершениям.
– Да, ты права. Сейчас поедим и пойдем. Праздничная прощальная трапеза! – щелкнув пальцами, с деланной бодростью, провозгласил
Сатир, одернув набедренную повязку, изобразил на лице сочувственное выражение и двинулся следом за приятелем. Спускаясь по крутой лестнице, он похлопывал эльфа по плечу и, утешая, приговаривал:
– Не тоскуй, дружище, дети они ведь все такие – выросли и пфф – выпорхнули из родительского гнездышка…
«Ага, умный больно! У самого-то сыновья хоть и своими дом-древами, но тут же, в Лесу живут. Да и куда, скажите на милость, еще могут податься рогатые и козлоногие чудища? А она уедет и Многоликий только знает, свидятся ли они с папой еще…» – плетясь за мужчинами, злилась Льнянка – и на себя, за свое радостное предвкушение будущего, и на Сажа, с его неловкими жаленьями.
«Что-то еще мама с бабулей скажут…»
Стоило им усесться за уже накрытый по-праздничному стол, как в столовую впорхнули цветочные феечки, неся блюда с едой.
«О, подслушали!» – улыбнулась девушка, глядя, как те расставляют принесенные тарелки, выбирая им место меж разложенных цветов и горящих свечей.
А между тем, по двое неся каждое блюдо, феечки заставляли стол: в центре поставили запеченный на углях олений бок, обложенный поджаренными же ломтиками айвы. По бокам от громадного блюда водрузили тарелки: одну с салатом, приправленным маслом и уксусом, а другую с диким рисом, кореньями и семенами, от которой шел пряный горячий аромат. Под конец примостили с одного края стола миску с малиной и горшочек с взбитыми сливками, а с другого графинчик фиалковой настойки и кувшин с напитком, в котором плавали ломтики фруктов.
– Сливки-то в деревне, чей поди, сперли? – весело спросила Льнянка.
– А то! – В тон ей ответил отец, но тут же добавил: – И не сперли, а позаимствовали – пора уже учиться прилично изъясняться, дочь, раз решила от деревни и Лесу в люди податься.
– Да мы лишнего не берем – ты ж знаешь! – вклинился Саж, уводя в сторону опасный разговор, боясь, что приятель опять затоскует. – Вот попробуй настоечку – моя Иинину сама, как всегда, делала. Фиалковая – полезная!
– Это ж чем она кроме не малого градуса такая полезная? – поддела сатира Льняна, поддерживая его игру и так же опасаясь болезненной темы.
– Вот тебе и на-а! – деланно выпучил глаза фавн. – А твои мать с бабкой больно хорошими знахарками, зато считаются! Аль это ты плохая ученица у них?
– Да знаю я, знаю! – рассмеялась девушка и начала перечислять: – От ломоты в костях, от порченой крови, от нервов, опять же, помогает…
– Во-о-от! – воздел блестящий от жирного мясного сока палец Саж, скосив глаза на приятеля.
Тот усмехнулся, распознав их уловку, и подхватив дочерин стаканчик, наполненный доверху щедрой рукой фавна, отлил большую часть себе:
– Ты ей много-то не лей – крепка больно твоя настойка! Лялечка, налей лучше своей подружке компоту, – помахал он рукой, подзывая феечку с нежно розовыми
Девушка, дождавшись, когда феечка поставит на место хрустальный сосуд, похлопала себя по плечу, приглашая ту разделить с ней трапезу. А когда Ляля удобно уселась, Льняна положила на листик салата ломтик персика из компота и подала ей.
От феи шел вполне привычный легкий цветочный аромат, но почему-то именно сегодня он не бодрил и успокаивал, как обычно, а навевал девушке грустные размышления…
Почему никто не замечает к чему ведет это безвольное плаванье по теченью жизни – полное удовольствий и безделья житье–бытье в зачарованном Лесу?
Вот феечки – эти чудесные куколки с ладонь величиной, с разноцветными волосами и стрекозьими крылышками, они ведь потомки тех, что сотворили этот Лес! Они были могущественными волшебниками задолго до того, как в нем поселились предки нынешних его обитателей.
А что сейчас? Во-первых, куда-то пропали, хмм… мужчины их расы, а они точно были. До сих пор еще можно разглядеть полустершиеся от времени барельефы, отображающие их жизнь, и на развалинах древних построек, и на огромных камнях святилищ, что кругами громоздятся то здесь, то там по всему Лесу. По ним, помимо наличия пропавших мужчин, можно было понять, что древний народ строил целые города, был не чужд разнообразных искусств и свободно приручал огромных животных.
Во-вторых, феечки не разговаривают на общепринятом языке, не пытаются общаться и хоть как-то взаимодействовать с хозяевами тех дом-древов, в которых поселяются. Просто обживают верхние неглубокие дупла стайкой по нескольку феечек и начинают, щебеча на своем птичьем языке, порхать и «делать хорошо» – так, кажется, как-то выразился об их непонятном образе жизни Саж.
Именно они полностью ведут хозяйство всех дом-древов, содержа в чистоте и сытости их обитателей, а их маленькие ручки способны не только готовить, стирать и обметать пыль, а и выделывать шкуры животных для зимней одежды своих хозяев. А уж какие они ткут ткани и вяжут чулочки из обычной травы и лесных цветов!
Конечно, все это удается маленьким и хрупким феечкам не без помощи простенькой, но вполне действенной бытовой магии. Но ведь это такие крохи по сравнению с тем могуществом, которым когда-то обладал их народ!
А сейчас, принимая от них многие тысячизимия заботу, к ним, по сути, относятся, как к очень полезной домашней живности. Их, конечно, любят и оберегают, но никто из живущих сегодня в Лесу не сомневается в весьма ограниченных умственных способностях малюток.
Льняна расстроено вздохнула и подала Ляле, сидевшей на ее плече, пару ягод малины.
«Обычно феям и имен-то не дают – просто потому, что они на них не откликаются. Их Ляля – просто редкостное исключение!»
А дело было так: в те времена, когда она еще была традиционно-безымянной розоволосой феечкой, а Льняна только появилась на свет, родители как-то заприметили, что одна из фей, что обитали с незапамятных времен в папином дом-древе, вроде как, разумней своих сестер и, кажется, проявляет склонность к общению.