Время щенков
Шрифт:
Не смотря на боль в руке, усталость, недавний испуг, было радостно, будто в канун праздника Нюсне. Потому что выбрались из нехорошего места. Потому что скоро будем дома. Потому что – Герда.
То, что что-то не так, я понял примерно через три часа пути. В окрестностях Гехта невозможно заблудиться, тракты здесь пересекаются, как нити в полотне, в какую сторону ни иди, скоро наткнешься на наезженную дорогу. Мы же брели по снегу, которого, казалось, отродясь не касалось копыто кхарна. Я запрокинул
С визгом, словно орда кочевников, налетел ветер. Ледяной, мокрый, секущий, он гораздо страшнее снежной пурги.
Если зимой в Белом Поле тебя застал буран, надо лечь рядом с кхарном и, прижавшись к теплому шерстяному боку, ждать. Час, сутки, двое, трое. Пока косматый бык ни почует затишье и ни поднимется, разрушая наметенный над вами спасительный сугроб. Но ежели фунсы надоумили выехать из города летом, прямо навстречу холодному шквалу, когда ветер налетает сразу со всех сторон, не позволяя дышать, в минуту студит лицо и руки, пронзает их ломящей болью, когда в серой мгле ничего нельзя разглядеть уже в двух шагах, когда накатывает отчаянье и безнадежность, можно только спешиться, обнять кхарна, уткнуться в густую шерсть и покорно брести за рогатым проводником. Кхарн – вершина творения, лучший дар Драконов, выведет и спасет. Но что делать, если кхарна нет?
Я заставил Герду встать позади себя. Со скандалом, пришлось даже рявкнуть на непокорную девицу, но так я мог хоть немного прикрыть мою радость от встречного ветра. Жаль, но в Видимом мире нет ничего постоянного, мы не успевали сделать и сотни шагов, как Герда почему-то оказывалась сбоку от меня. А я, окаянная душа, был рад этому. Потом спохватывался, снова цыкал на Герду и прогонял ее назад.
Так и шли мы сквозь сырую серую хмарь, спотыкаясь, оскальзываясь, ничего не видя перед собой. Шли неизвестно куда.
Услышав за спиной слабый шорох и вздох, я еще успел оглянуться, чтобы увидеть, как Герда тихо оседает в снежное месиво. Повернулся так, что сам не удержался на ногах и упал перед ней на колени.
Вскинутые глаза словно бездонные колодцы, заполненные стылым зеленым льдом.
– Прости, Ларс. Я не могу больше.
– Герда! Герда, ну что ты… Надо идти. Герда, ведь я без тебя не выберусь!
Я говорил и тянул Герду за руку, обещал всю оставшуюся жизнь носить ее на руках, объяснялся в любви, рассказывал, как вернувшись в Гехт, мы пойдем на кхарню выбирать ей беленка. Потом мы шли, потом она тянула меня, и мы снова шли, помогая друг другу, а когда упали и не могли уже подняться, я здоровой рукой крепко прижал мою радость к себе, чтобы подольше делиться с ней теплом.
Ветер выл, радуясь победе. Серая хмарь подступала со всех сторон, сдавливала, становясь погребальным льдом. Звонил где-то, прощаясь, колокол. Проступали в сырой круговерти, приближались к нам смутные фигуры в алых мантиях, у каждой в руках горящий фонарь.
Глава 14
Глава 14
Собака
Собака облизнулась, вкусно зевнула и сказала:
– …Родителям, чтобы выпороли хорошенько. Придумали забаву – лезть в Белое Поле! И как они умудрились потерять кхарнов?
– Это надо уметь! – ответил кто-то собаке густым басом. – Ну и что у нас тут? Ай! Да пребудет с нами милость Драконов! Ты же девочка, а не взбесившийся горностай, чтобы кусаться! Уймись, я ничего не сделаю твоему другу, просто посмотрю…
Я не разобрал, что ответила Герда, но голос ее звучал гневно и решительно. Похоже, моя радость с кем-то сражается. Надо срочно вмешаться.
Я резко сел, но тут же, застонав от боли в плече, повалился обратно. Да станет Гида добычей тиллов, до чего же плохо! В руку словно засунули железный шипастый «чеснок» и поворачивали, устраивая половчее.
Сидящая рядом Герда горестно пискнула.
– И стоило дергаться, – голосом собаки неодобрительно сказала крупная беловолосая женщина в алом балахоне.
– Лежи смирно! – приказал рыжий как кирпич бородач в таком же храмовом одеянии.
Собака молча лизнула меня в нос.
Я все-таки попал в храм багряного Дода. Но ведь до него от Гехта два дня пути!
– Вы что, детишки, совсем от безделья спятили? – беловолосая великанша, чьи слова я принял за речь собаки, подалась вперед, и мы с Гердой невольно прижались друг к другу, точь-в-точь испуганные малыши из страшной сказки. – Вам еще повезло, что Эфтер обучена находить в Белом Поле людей, попавших в беду. Откуда явились? Где кхарны?
Можно удивляться, но именно от этого громыхания я окончательно пришел в себя и успокоился. Очень уж грозная жрица походила на любимую сестру, когда та гневалась.
– Я… хронист… Гехта…
– Хрони-ист?
Я попробовал было поднять руку, но не смог, слишком сильна была боль. Герда догадалась и, размотав мне шарф и расстегнув ворот, вытянула на свет хрустальную чернильницу-дракончика.
Служители Дода быстро переглянулись.
– Чего дома-то не сиделось, хронист? В любимом городе? – бородатый говорил вроде бы насмешливо, только в голосе его явно сквозила тревога.
– Потому… и не сиделось… что неладно… в городе.
Они слушали не перебивая, только переглядывались и все сильнее хмурились. Даже собака Эфтер больше не улыбалась.
Когда я говорил о Горбатом Дудочнике и обрушивших мост полозах, жрица вытащила откуда-то из складок балахона пепельный карандаш и маленькую книжицу и сделала на одном из листков какую-то пометку.
Герда сидела рядом тихо, как мышка.
Наконец мой рассказ был завершен. И сразу навалилась невыносимая усталость. Я, как во время похода в Белое Поле, готов был спать хоть стоя, лишь бы позволили.
Но служители Дода не собирались давать мне передышку.
– Сочинить такое сложно.