Время щенков
Шрифт:
– Кто у нас в ответе за клин Гехта? Орм?
– А кто же еще.
– Здесь старый?
– Вчера вернулся. Позвать?
– Зови.
Великанша неожиданно легко и изящно поднялась и выскользнула из комнаты. Бородач наклонился ко мне.
– Сейчас, парень, с тобой умный человек говорить придет. Ты уж дождись его, не засни. А пока что… Дай-ка руку. Да не эту, с ней и так все хорошо. Н-да… Тут надо просто поставить на место.
Рыжий быстро согнул мою руку, прижав кисть к плечу, и как-то странно повернул. Ой-ей! Эта борода что, местный палач?! Было невероятно больно, я бы точно взвыл в голос, но
– Сделаешь ему перевязь, – меж тем вещал рыжий злодей. – Вот такую. Но проследи, чтоб не все время руку на подвесе таскал, разрабатывал потихоньку. Через три дня все хорошо будет.
Все хорошо? Да после такого… Но тут я с удивлением понял, что боль прошла, осталось только некоторое неудобство, скованность, как от тесного в плечах камзола.
Вернулась беловолосая жрица.
– Ну что, мои хорошие, нет Орма.
– А где он?
– Именно сегодня старого понесло в Снебьярг!
– А какое отношение Орм имеет к Снебьяргу?
– К самому городу никакого, но, кажется, там объявился след.
Снебьярг? Оттуда пришел караван Геста Гастиса. Похоже, все эти нитки из одной веревочки.
– Да, промахнулся старый. Давно уехал?
– Полтора часа назад.
– Значит, обратно его стоит ждать не раньше завтрашнего вечера.
– Я послала Орму весть, но пока он еще доберется до города…
Из Снебьярга – завтра вечером? Зимой по хорошему тракту караван от него только от Гехта идет пять дней.
– Без Орма в Гехт соваться глупо и бесполезно. Старик хорошо знает этот город и за день сделает и поймет больше, чем все мы за неделю. Надо дождаться его.
– Если у нас есть время.
– Думаешь?
Жрица коротко кивнула. Накручивая на палец белесый локон, она переводила взгляд с меня на Герду и обратно. Будто оценивала или выбирала.
– Нужно попытаться понять, что они там замышляют. Слушай! – наклонившись вперед, она крепко взяла меня за плечи. – Тебе придется еще раз рассказать все. Все, понимаешь? О том, что с вами случилось, что было до, об этих… Гесте Гастисе и Гиде, о людях, пользующихся ножами со знаком Дракона. Человеческая память ленива и скупа, не любит делиться припрятанным. Но я помогу. Смотри мне в глаза. Не бойся. Но помни, мальчик, соврать ведьме нельзя.
Кто сказал, что рассказывать – легкий труд? После двух часов беседы я чувствовал себя так, будто еще раз проделал весь путь от горного кряжа до храма Дода, причем бегом. Жрица выспрашивала подробности жизни Гехта с усердием престарелой провинциальной тетушки, которой непременно надо знать все о родственниках, знакомых, соседях и просто случайно упомянутых людях. Изумляясь ее вопросам, я вспоминал вещи, которые просто не мог знать. Не было ни больно, ни страшно, только неприятно, как когда в толпе на базаре вдруг ощутишь в своем кармане чужую руку.
Наконец служители Дода выяснили все, что хотели и отпустили нас, как выразился рыжий лекарь, «на отдых».
Хоть устать я устал, а по сторонам, пока шли, оглядывался.
Храм Дода больше напоминал не святилище, а обнесенный стеной приграничный замок. Цитадель красного камня в центре, вокруг хозяйственные постройки и низкие длинные дома, в которых живут жрецы. С трех сторон Белое
Служителей Дода, насколько я смог заметить, было куда больше, чем при храме еще кого-либо из Девяти. Но и то сказать, святилища и алтари других Драконов стоят по всей земле Фимбульветер, а у Багряного лишь один «дом».
Из всей братии нами занимались только двое. Бородатый Тарий оказался лекарем. Беловолосая великанша Ингрид – ведьмой. «Очень сильная!» – почтительно шепнула мне Герда. Больше мы ни с кем не общались. Два человека, занятых одной проблемой, не требующей немедленных решительных действий – по местным меркам это, как объяснила Ингрид, и так запредельно много. Двое-то взялись за нас только потому, что Орма, главного знатока клина Гехта, то есть города и окрестностей, в храме не было.
Нас проводили в гостевой дом (неужели в храме багряного Дода бывают просто гости?), развели по комнатам, и я, едва добравшись до постели, упал лицом в подушку и уснул. Поднять меня сейчас не смогло бы и явление Драконов.
Легкое прикосновение к виску.
– Ларс, ты спишь?
Ой, что-то я при каждом своем возвращении в Видимый мир наблюдаю невозможное: то говорящая собака, то Герда в алом одеянии жрицы Дода.
– Это дала мне Ингрид, переодеться, пока мои вещи высохнут. Тебе бы тоже не помешало, – моя радость потянула за рукав еще один балахон, сложенный у постели. – Я не стала бы тебя будить, но спать в мокром, в сапогах, плохо.
Милая заботливая Герда…
– Сама-то почему не спишь?
– Пришла посмотреть, как ты. И… Мне рассказать тебе кое-что нужно.
Подобрав полы и рукава явно большого для нее балахона, Герда присела рядом со мной на кровать. Чисто вымытые волосы гладко причесаны, руки сложены на коленях, личико торжественное и серьезное. Точь-в-точь девочка из благочестивой семьи при первом посещении храма.
– Ингрид ведьма, – еще раз повторила моя радость. – Ты знаешь, ведьмы занимаются не только гаданием, приворотами и кражей молока из кхарни. Достаточно сильная колдунья может заставить… помочь человеку вспомнить то, о чем он думает, будто не знает. Видел, слышал, запомнил, но не подозревает об этом. Это ведь не страшно? – Герда тревожно заглянула мне в лицо. – Правда ведь не страшно? Но другую ведьму она так разговорить не может. Только попросить рассказать.
– Ингрид попросила тебя?
– Да. А еще сказала, что могла бы взять меня в ученицы. После сказала. Знаешь, у меня все-таки есть способности, я настоящая ведьма. Но я хотела говорить о другом. Об этом вообще лучше было не рассказывать, но раз Ингрид теперь знает, надо чтобы и ты. А то нечестно.
– Что знает?
Герда тяжело вздохнула и, подтянув колени к груди, прижалась к ним щекой.
– Я видела живого Дракона.
Наша семья никогда не отличалась особым благочестием, а после того, что мы узнали год назад, я вряд ли когда-нибудь смогу молиться Драконам искренне. Но храмы мне по душе. Я люблю их особенную тишину, уходящие ввысь своды, мне нравится сидеть на каменной скамье, разглядывая витражи, фрески, статуи, изображающие Драконов. Особенно ту, что стоит в храме благого Берне.