Время Смилодона
Шрифт:
— Ну вот и отлично, — одобрил Сен-Жермен, встал, с видом венценосца, посвящающего в рыцари, крепко поручкался с Буровым. — Ну слава богу, нашего полку прибыло. Брат Алессандро сообщит вам idees forces, [231] а я на этом, пожалуй, откланяюсь, пойду попытаю рыбацкое pars fortunae. [232] Oser, [233] друг мой. И не забывайте никогда, что peu de sciense eloigne de Dieu, beacoup de science у ramene. [234] — Сен-Жермен кивнул, глянул с выражением на Копта и, захватив, видимо, в качестве наживки, внушительный кусок торта, направился к своей посудине. Скоро он уже был на середине озера, где снова принялся кромсать недвижимый воздух спиннингом. Чувствовалось, что после сытного застолья у него прибавилось сил…
231
Руководящие идеи (лат.)
232
Удача,
233
Дерзайте (лат.)
234
Малая мудрость удаляет от Господа, великая мудрость приближает Оного (фр.)
— Боюсь, на ужин у нас опять будут раки, — желчно заметила Анита, Копт дипломатично промолчал, а Бурову вдруг вспомнилось кино, подвиги нашего разведчика и голос Броневого-Мюллера, заклятого врага: «Да, хорошо начальству, у него нет конкретной работы».
Господи, когда же это кончится? Как укрыть суку память «такими большими снегами»? Калиостро между тем молчал недолго.
— Сударь, — сказал он, глянув на часы и сразу помрачнев, — времени у нас в обрез, мы пировали слишком долго. Словом, приступим. Итак, сударь, мы избрали тактику рептов, посылая своих людей в прошлое и корректируя таким образом настоящее и будущее. Однако истина, сударь, в том, что мы, в отличие от драконов, очень мало знаем о времени и пользуемся хрональными туннелями, проложенными еще атлантами на рубеже Серебряного и Бронзового веков. Координаты их и свойства постоянно меняются, законы трансформации неизвестны. Отсюда — ошибки, неточности и в конечном счете провалы. Жестокие. Мы посылаем человека в Древний Рим, а он оказывается у викингов, в Норвегии. Причем совершенно голым, в природном естестве своем, потому как транспортировать во времени искусственные предметы мы еще не умеем. Да-да, увы. Ни одежды, ни оружия, ни припасов. Именно поэтому так остро и встает вопрос внимательнейшего отбора — все главным образом зависит от личных качеств человека. Я не говорю, конечно, о всяких форс-мажорах типа спонтанных флуктуации векторов временных каналов. Ах, если бы мы умели прокладывать их сами, с необходимой точностью — строго выверяя направление, время и координаты. Ну вот, собственно, сударь, мы и подошли к самой сути проблемы. Не правда ли, мадам? — Калиостро прервался, глянул на Аниту, и та, горько усмехнувшись, тяжело вздохнула. — Дошли до самой сути, дошли. А суть эта чертова заключается в том, что крайне несовершенна математическая база. Драконы же делают все возможное и невозможное, чтобы она так и осталась в зачаточном состоянии. Подтасовывают результаты, похищают труды, искажают вычисления, убивают ученых. Всех тех, кто стоял на пороге великой Тайны теории симметрии. Галуа, Стародубцева, Макеева, Костромина. Будь сейчас из них хоть кто-нибудь живой, мы бы не бродили наобум в коридорах времени, словно несмышленые незрячие щенки, брошенные сукой. Тебе, надеюсь, понятно, красавчик, к чему я все это говорю?
— Понять не сложно. — Буров кивнул, бодро изобразил на лице бравый оскал. — Куда прикажете?
А сам до боли захотел вернуться в прошлое, на пару дней назад, на тихую таежную заимку. Продемонстрировать во всей красе свой очень непростой, если верить выжившим, характер…
— Во Францию, к Галуа, — распорядился Калиостро, однако мягко, в просительном ключе. — Но через Ленинбург. Эти чертовы временные каналы…
— Через Ленинбург? — удивился Буров. — Может быть, Ленинград?
— Ну конечно же, через Ленинград. Бывший и будущий Санкт-Петербург, — с легкостью согласился Копт, несколько понурился и сделал виноватое лицо. — Что-то с памятью моей стало, годы, знаете ли, сударь, стрессы. Жизнь, полная опасностей и треволнений. Опять-таки, нерозовое детство, холодный пол, дубовые игрушки… В общем, ладно, сударь, не будем отвлекаться. Операция спланирована тщательно, с тонким знанием предмета, на основе астрального предвидения, вызывания духов и глубокой медитации. Сам Великий Атавар изволили заниматься. — И он взглянул в сторону озера, где размахивали спиннингом, раскачивали лодку и гнали волну. — Итак, сударь, слушайте и запоминайте. В Ленинграде вы первым делом попадете в термы, где подойдете к бальнеатору, [235] доверенному человеку, и скажете по-русски: «Пламенный физкульт-привет, доплыл благополучно». Тот обеспечит вас питьем, едой, а также одеждой и обувью. Ровно в четверть первого пополудни, по местному времени, вам надлежит быть на набережной, у Всадника Апокалипсиса. [236] Там к вам подойдут, скажут: «С легким паром!» — и дадут все необходимые инструкции. Ну вот, пожалуй, пока, в общих чертах, все. Вопросы?
235
Раб-банщик у древних римлян.
236
Так в старину называли Медного всадника.
— Скажите, граф, а как меня узнают там, у Медного-то всадника? — поинтересовался Буров. — Может, нужно прийти с букетом, газетой или каким-нибудь журналом? По всем суровым законам тотальной конспирации?
В голове его игриво звучал баритон Высоцкого: «И еще — оденьтесь свеже, и на выставке в Манеже к вам приблизится мужчина с чемоданом, скажет он: „Не хотите ли черешни?“ Вы ответите: „Конечно“. Он вам даст батон с взрывчаткой, принесете мне батон…»
— Я же сказал, операция спланирована тщательно, с завидной скрупулезностью и знанием предмета. Не узнать вас, сударь, будет просто невозможно, — усмехнулся Калиостро, правда, не весело — сурово. — И вот еще, сударь, что. В жизни бывает всякое, она частенько преподносит сюрпризы. Никто, черт возьми, не застрахован от случайностей. Словом, если вдруг
— Со мной была женщина по имени Лаура. А может, ее зовут Ксения, — отошел от темы Буров. — Что с ней? Жива ли?
Положа руку на сердце, судьба Лауры волновала его куда больше, чем будущее человечества.
— А, рыжая друидесса… Красавица и амазонка… — Калиостро понимающе подмигнул и почему-то оглянулся на безмятежную Лоренцу. — Жива, жива. Сейчас она…
— Все, начинается, — оборвала его Анита, указала в направлении озера и с интересом взглянула на Бурова: — Раздевайся, красавчик. Догола, догола. Можешь не стесняться, боюсь, что ничего нового я уже не увижу…
А на озере между тем происходило что-то странное — на его поверхности побежала рябь, заходили с плеском волны, и появился радужный, бешено крутящийся водоворот. Этакий разноцветный, пенящийся Мальстрим в миниатюре. Сен-Жермен уже больше не размахивал удилищем — черт его знает как удерживая баланс, он стоял в своей резиновой лодчонке и выделывал руками невиданные пассы, вся его фигура излучала уверенность, движения были точны, энергичны и на диво координированны. Слов нет — маг, волшебник, чаровник, чудодей, кудесник из «Мужского клуба». Да еще какой — озеро потихоньку успокоилось, волнение улеглось, радужная воронка убавила обороты. Этаким внушительным бензиновым пятном плавно и торжественно взяла курс на берег.
— Transmutatio energiae [237] состоялось, временной проход открыт и взят под контроль, — с гордостью объяснил ситуацию Калиостро, взял дистанционный пульт от «Айвы» и добро, по-отечески, заглянул в глаза Бурову. — Вам придется искупаться, сударь. Да пребудет с вами Spiritus Directores. [238] Да снизойдет на вас Attractio Divina… [239]
«Эх, была бы я помоложе. Этак на пару сотен лет», — расстроилась Анита, оторвала взгляд от раздевающегося Бурова и нежно, по-матерински, дала последнее цэу:
237
Превращение энергии (лат.)
238
Дух направляющий (лат.)
239
Божественное притяжение (лат.)
— Ты на глубину-то, смотри, красавчик, не заплывай. Не торопись, пусть подойдет поближе…
Буров так и сделал — неспешно забрался в воду, зашел по грудь и с уханьем нырнул в самый центр вертящегося пенного калейдоскопа. Последнее, что он услышал, были звуки токкаты Баха. Слава богу, что не марша Шопена…
ЧАСТЬ II. ПРОШЛОЕ
I
Первое, что услышал Буров, вынырнув на воздух, была песня. Несколько занудная, зато полная искренности, драматизма и душевной муки:
А листья желтые над городом кружатся…С тихим шорохом нам под ноги ложатся.Эх, не прожить нам в мире этом без потерь…Солировал в меру пьяненький, загребающий по-собачьи гражданин, собственно, не столько пел, сколько отплевывался зеленой, щедро хлорированной водой. Голос у него был мятый, движения вялые, глаза запавшие, красные, словно у кролика. Казалось, еще немного, еще чуть-чуть, и он пойдет на дно с песней на устах. Однако ничего — при виде Бурова воодушевился, отбросил разом пессимизм и с интересом спросил:
— Э, мужик, ты кто?
— Да хрен в пальто, — успокоил его Буров, дружески подмигнул и принялся забирать влево, к краю бассейна, где прилепилась узенькая, заржавленная лесенка.
Вылез из воды, расправил грудь и с достоинством пошлепал на выход. Народ на его явление отреагировал слабо — кто мок на мелководье, кто плавал на глубине, кто с уханьем бросался в хлорированные бездны. Ну мужик, ну амбалистый, ну с плечами шириною в дверь. Да и хрен с ним. Одним большим, одним меньше. Не хреном, мужиком… Буров между тем прошел парную, душевые, сауну, помывочный зал и скоро оказался в раздевалке-предбаннике, являвшемся одновременно и клубом по интересам. Собственно, центральный интерес здесь был один — пенилось пивко, звенели емкости, дергались, способствуя процессу, кадыки. В воздухе висели разговоры о футболе, пахло мылом, потом, исподним и спиртным, со стены смотрели Миша Олимпиец, [240] Николай Олялин и всем известная женщина, которая поет. Приглядеться, так это было вовсе не веселье — так, массовое убиение времени, которого невпроворот. А душой компании, этаким главкомом парада был верткий человечек в выцветшем, верно, белом когда-то халате. С невероятной ловкостью он шуршал рублями, лихо лишал девственности батареи бутылок, с энтузиазмом Фигаро управлялся с простынями и грозно, аки цербер, рычал на нерадивых. Одно слово — спец, бальнеатор, корифей помыва. Все спорилось, играло и кипело в его умелых руках, в нем было что-то от светила медицины, проводящего уникальную, невыразимо сложную операцию. От светила медицины, успевшего принять на грудь граммов этак сто пятьдесят спирту…
240
Не в авторитете и не в законе. Символ-талисман Олимпиады-80.