Время страстей

Позессер Хэдер Грэм

Время остановилось, оно утратило свое значение. Единственное, что было для Кристин реальным, – это сила мужчины рядом с ней и его требовательный взгляд. Его дыхание превратилось в ветер, настойчивость – в бурю. Он больше не дразнил ее. Его ласки уже не были осторожными. Она вскрикивала, а он ловил губами ее вскрики. Он накрыл ее своим телом, и ее ноги оказались у него за спиной. Он смотрел на нее, не отрываясь. Кристин открыла, было, рот, чтобы остановить его, но так ничего и не смогла сказать. Он коснулся самых ее чувствительных мест, и она дернула головой и закусила губу, чтобы не закричать, но сдержаться ей не удалось, и из уст ее вырвался крик. Она вся подалась вперед, судорожно двигаясь, и услышала тихий

смешок Коула. Ей хотелось ударить его, спрятаться. Но он был сверху и держал ее руки в своих, и внезапно он вошел в нее, и огонь обжег всю ее. Его руки обнимали ее ягодицы, и снова он вводил ее в захватывающий ритм движений.

Кристин закрыла глаза и спрятала лицо на его груди, почувствовав языком солоноватый вкус его кожи. Куда-то исчезла его нежность. Движения стали быстрыми, резкими, истовы ми, она боялась потерять себя в нем и все же следовала каждому его движению. Ее охватил экстаз еще более сильный, чем прежде. Вдруг он упал рядом с ней, гладя спутанные пряди ее влажных от пота волос.

Они молчали.

Ветер стих.

Сердце Кристин неистово билось. Должно быть, Коул почувствовал это, потому что обнял и притянул ее к себе. Спать так было чудесно, ее спина касалась его груди, и Кристин не думала ни о ветре, ни о ночи. Лунный свет все еще лился сквозь окна в комнату и освещал их. Может быть, все это ей снилось? Кристин не могла точно сказать. Она закрыла глаза и уснула.

Коул тоже уснул. И настал черед его снам. Ночной кошмар прошлого, ночной кошмар, который мучил его в любое время – спал он или бодрствовал.

Страшные картины медленно проплывали перед ним… Этот сон всегда начинался с определенного звука: тихого, продолжительного рокота, как бой множества барабанов. Это был звук топота копыт несущихся лошадей.

Звук нарастал, приближался. Коул слышал крики, их невозможно было разобрать, совершенно невозможно… Затем он начинал понимать, что эти копыта стучат под ним, что всадник он. Он мчится на огромной скорости, он отчаянно спешит, он стремится попасть домой, до того как…

Дым. Он проникал в поры его кожи, наполнял нос и рот, он чувствовал кисловатый привкус дыма. Этот запах ему что-то напоминал. Холод пробежал по его спине. Он узнал этот запах – запах обгоревшего тела.

Ужасная картина предстала перед ним. Горел дом, горел амбар.

И он увидел Элизабет.

Она бежала к нему, бежала со всех ног. Он выкрикивал ее имя, его голос срывался, это уже был хрип. И все время он слышал под собой бесконечный топот лошадиных копыт. Он мчался по равнине, сквозь низкорослый колючий кустарник. И она бежала навстречу. Она звала его, но он не слышал ее голоса. Она никак не могла добежать до него.

Вот она упала, исчезла из виду. Он мчался все быстрее и упал с лошади, выкрикивая ее имя снова и снова.

Он искал в траве, пока не нашел ее. Ее волосы, длинные роскошные волосы цвета эбенового дерева, мягкими шелковистыми волнами разметались по земле.

– Элизабет…

Он приподнял ее и посмотрел вниз – все внизу было красным. Красная жидкость струилась по нему, стекала с его рук. Красная жидкость, реки красной жидкости… все кругом было красным. Это был цвет крови…

Он откинул назад голову и закричал, и крик его эхом разнесся по бескрайней равнине…

Коул проснулся весь в поту. Его била дрожь. Он тряхнул головой, стараясь сбросить остатки сна, и увидел женщину рядом с собой. Увидел ее золотистые волосы, увидел, как легко поднимается и опускается ее грудь. Она спала.

Коул встал и подошел к окну. Светила луна. Он не разбудил Кристин, она даже не пошевельнулась. Возможно, он постепенно поправляется – во всяком случае, не кричит так громко во сне.

Он подошел к кровати и посмотрел на Кристин. Она лежала перед

ним такая красивая, юная, чистая. Ему вдруг до дрожи в руках захотелось встряхнуть ее, сказать ей, что она не понимает, какой невероятно опасной может оказаться игра, в которую она играет. Возможно, она знает…

Он вернулся к окну и снова стал смотреть на луну. Постепенно напряжение стало спадать. Он вздохнул. Постояв немного, пошел к кровати и не мог удержаться, чтобы не дотронуться до нее. Ему это было нужно как воздух.

Коулу не спалось. Он лежал без сна до самого рассвета. Потом встал, оделся и вышел из дома. Он смотрел на равнину, расстилавшуюся перед ним, и вновь видел Элизабет, бегущую к нему. Он закрыл глаза, и она пропала, но осталась боль, боль, которая всегда была с ним. Она переполняла его, грызла изнутри. Коул распрямил плечи, и боль начала медленно рассасываться, но он знал, что полностью она никогда не исчезнет. Она ледяными пальцами сковывала его сердце, и он вновь и вновь задавался вопросом, что, черт возьми, делает здесь, затем напоминал себе, что согласился на «сделку» и дела его шли успешно. Он обернулся и стал смотреть на окно спальни. За этим окном спала Кристин. Он зашагал обратно к дому.

Кристин не ожидала, что он так грубо разбудит ее. Еще секунду назад она нежилась в блаженном сне, и вот уже он сдернул с нее одеяло.

Протестуя, Кристин ухватилась за одеяло и села, натянув его до подбородка, глаза ее сверкали от ярости и возмущения. Она видела, что он, полностью одетый, стоит у посте ли, холодно глядя на нее.

– Я хочу, чтобы мы прошли в кабинет. Прямо сейчас. Если вы ждете моей помощи, вам лучше показать мне расчетные книги.

– Я спущусь в кабинет, как только буду готова, – заявила она. Кристин не могла понять этого человека. Она не могла понять его странное поведение. После всего, что было у них ночью, он вел себя с ней как чужой. Это ранило и оскорбляло ее.

– Вставай.

Глаза ее сузились, она была готова растерзать его.

– Как только вы выйдете, я встану. И спущусь, когда буду готова.

Коул снова стянул с нее одеяло. Кристин потянулась за ним, но опоздала – оно оказалось на полу. Коул бесстрастно смотрел на нее, взгляд его серо-стальных глаз скользил по ее обнаженному телу. Кристин спрыгнула с постели, осыпая его проклятиями, и подскочила к нему. Он поймал ее руки, и на лице его появилась мрачная и какая-то самодовольная усмешка. Казалось, он ищет повод для ссоры. Она старалась высвободиться из его рук. Ее смущал дневной свет и то, что она стоит перед ним нагая, в то время как он полностью одет. Он притянул ее ближе к себе. Кристин почувствовала, как царапнула ее пряжка его ремня, почувствовала прикосновение ткани его рубашки к голому телу, но более всего она почувствовала жаркое кипение в его груди, несмотря на то, что внешне он казался спокойным, даже холодным, и контролирующим себя.

– Я же сказал тебе, – резко бросил он, – я решаю, что и как делать. И ты не должна нежиться в постели целое утро. Ты хозяйка ранчо, и тебе не следует это забывать. Или ты просто играешь в хозяйку ранчо? Ты чувствуешь себя таковой, только когда скачешь с парнями на лошади? Или когда изображаешь из себя высокородную леди?

Кристин была возмущена, хотя и старалась это скрыть за улыбкой. Вся в напряжении и все еще прижатая к его груди, она смотрела ему в глаза и улыбалась.

– Я ни во что не играю, мистер Слейтер. Я, в самом деле, хозяйка ранчо, и, возможно, гораздо лучшая, чем вы были или будете. Так говорите, вы решаете, что и как делать? Ну что ж, прекрасно. Но только отныне, если вы захотите меня разбудить, пожалуйста, стучите в дверь. Один стук в дверь, мистер Слейтер, и я обещаю вам, что буду в порядке менее чем через пять минут. И никогда не ведите себя со мной так, как сегодня!