Время своих войн-1
Шрифт:
– Охоты мало?
– перехватывает Седой.
– Невольки прибавить?
– Да ладно тебе, Седой, сейчас сделаем.
– Ночью дождь будет, - поясняет Седой.
– Давай-ка, пока не стемнело, шалаш делать. "Илья" завтра!
– А если в схроне? Можно успеть наладить верх.
– Не тот у меня возраст, чтобы под землю, - говорит Седой.
– Притянет!
– Змей-Георгиевич придет работу принимать? Ты за Змея? Извилина?
И у Седого когда-то было прозвище - "Змей". Передал его Георгию с "наследством", с подразделением. С того ли сам получил, что одежду носил до первого упрека: тогда стирал ее в
– Хирург в отъезде. Я приму. Извилина ногу повредил.
– Что так?
– Оступился на неровном!
– говорит Седой и сердится, вспоминая, как третьего дня...
...Отступая в сторону - "дал вид".
Георгию открылось озеро, и он замер, застыл столбом. Извилина также осторожно выдохнул.
– Я и не думал, что такая красота может быть!
Озеро улеглось, словно блюдце в ладони, утонувшего великана. Пять камней - пальцев: четыре вместе, а один в стороне, только подчеркивали это.
– Неужели само по себе сотворилось?
Природа правдива в своей открытости и настолько, что это кажется неправдоподобным, и человеку все время хочется в чем-то ее уличить...
– Есть еще и Божья стопа, но порядком отсюда... Исключительно для бабских дел - их ворожбы. Там бабы купаются, вернее, купались, когда знали, для чего та стопа. А это - Рука или "порука". Древнее место Присяги. Михей смысл передал...
Георгий понимает, что Седой привел сюда его и Извилину не просто так. Михей с недавних пор авторитет для всех - читали его тетрадки, удивлялись.
– Теперь рассказывайте, что на самом деле задумали.
– Да брось ты, Седой, - бормочет Командир.
– Слышь, Георгий, ты меня знаешь, сочту - за нос водите, зарежу как дурную собаку - ночью зарежу, даже не почувствуешь.
– Все - правда, - вмешивает Извилина.
– Только это часть от общего - вернее первый этап.
И принимается рассказывать...
– Все-таки многоходовка, - спустя некоторое время роняет Седой.
– На каждом этапе все накрыться может.
– Ракушка на внешнюю - спираль с расширением.
– Центр - мы?
– Да, с нас все начинается.
– Алмаз алмазом режут, а плута плутом губят. Никак, ты, Сергей, еврейство решил переплутовать? Дождемся? Будет ли на них "Вседомовное Проклятие"?
Сергей-Извилина не отвечает, поскольку не хочет лгать. Даже сейчас, нераскрывший и десятой доли от целого, да и целое, по правде говоря, у него еще не сложилось, да и не могло сложиться, пока само начало, острием которого они являлись, не пошло врезаться в гангренизированную плоть, срезая куски, выпуская гной, беря глубже, частью срезая и здоровое - это уже от нехватки времени и запущенности болезни... Так вот, этот самый Сергей, думающий уже частью и о пересадке здоровых тканей на глубокие, казалось бы, безнадежные раны, сам являющийся частью проекта Генштаба, одного из многих, разработанным в недрах Главного Разведывательного Управления, давнего, и скорее всего уже позабытого, пылящегося в архивах, не знал что ответить Седому.
Как так получилось? Могло ли это произойти без "помощи" извне?
Каждый новый правитель приятно удивлял чем-нибудь из того,
"Пипл пилил бабло!" - едва ли не восторженно оправдывалось правительство, у которого блестели глазки новомосковским ажиотажем.
– "Скоро наладится!"
Наглость - второе счастье. В Москве - первое. В 90-е мало кто из обладающих властью не принял участия в параде негодяев. Через два десятка лет быть негодяем было признано обязательным...
Что не вызывало сомнения - это хазарский путь, где иудейская вера новых правителей - правящего слоя, уже как обязательное, как высшая партийная принадлежность. Но это не вера, хотя и религия, она основана на сиюминутной выгоде и предлагает вход без права выхода на основе элитарности. Все, кто в организации - высшие, кто вне ее - низшие, и с ними можно делать что угодно - как с домашним скотом...
– Победим?
– настойчиво спрашивает Седой, понимая, что - нет, вряд ли, но здесь уже скорее сходясь мыслью с неизвестным ему Монтенем; что бывают поражения в своей славе не уступающие величайшим победам, как так - 300 спартанцев, удерживающих ущелье у Фермопил или Брестская Крепость...
Извилина пожимает плечами.
– Группу жалко!
– говорит Седой.
– Другие не справятся.
– А ты, Извилина, значит, всерьез решил помирать?
– Кому-то надо - людей не хватает.
– Без тебя не раскрутится.
– Раскрутится!
– уверяет Извилина.
– Обязательно раскрутится. Только чуть медленнее, как бы само по себе... Одним из важнейших факторов операции, является создание и последующее продвижение работающей Легенды, ей нужна опорная точка, но желательно несколько. Сократ не просто яд выпил, он и чашку за собой вылизал. Но здесь только второе было его собственным решением - протестом, первое - обязанностью.
– Замену приемлешь?
Извилина отвечает не сразу. Сказано не с бухты-барахты. Таким не бросаются. Отказ оскорбит. Одновременно понимает, что с его помощью легче начнут следующий этап этой сложнейшей операции и, помоги Михей, затеют другие, и хотя нет надежды дожить до конечного, но... Бессмертие откладывается. Каждой ветке гореть по-своему.
– Серега, я тебе так скажу: не начавши - думай, а начавши - делай! Думай, пока есть время, в полную силу, а потом уже под мысль не останавливайся! Не жалей ни о чем. И никого! Нас тоже.
Видя последствия, не сотворишь великого. Малого тоже не сотворишь. И продолжения тебе не будет. Сергей отказывает себе в праве переживать об уроне. Прислушивается к себе. Нигде не больно? Значит и не тошно.
– Стоит ли?
– спрашивает у Седого, не договаривая остального.
– Некоторые знания слишком утомляют - пора уходить.