Время темной охоты
Шрифт:
– Посмотрите, как вы живете, до чего вы дошли!
– Пятьдесят лет назад нас было триста, когда отец взял все в свои руки, а сейчас уже полторы тысячи - вот до чего мы дошли!
– Да причем здесь цифры, причем здесь цифры? Вы их держите в черном теле, тирания, средние века, честное слово!
– Никакой тирании! Обсуждаем, решаем вместе - где тирания?
– А эти телохранители, Друзья ваши? Бездельничают, народ пугают. Зачем?
– Нельзя так говорить! Парни стараются, ты, Лисенок, ничего в этом не понимаешь, тебя совсем другому учили.
И так они спорили, перескакивали с одного на другое, возвращались к пеулам, снова кричали о вырождении, и никак нельзя было понять, кто из них прав. У Молодого не хватало слов, он срывался, терял мысль, а Косматый, наоборот, набирал силу. Он даже успокоился, его клокочущий астматический бас уже не ревел, уже гудел ровно и сильно, подстать верхним ветрам, а те, словно забрав у него все бешенство, дико орали на разные голоса.
Спор ни к чему не приводил, да и не мог привести, спор выдыхался, а Косматый давил, давил, и от двери уже неслись угрозы. Лицо Косматого стало огромным, некуда было деться от его бычьего взгляда, буря проникала в самую кровь и не давала сосредоточиться.
И наступил момент, когда Молодой перестал спорить, перестал хвататься за голову и бить кулаками по столу, когда он закрыл глаза и устало проговорил:
– Не понимаю, зачем все это? Не понимаю. Я здесь ни при чем, зачем вы мучаете меня? Зачем, когда все и так ясно - через неделю придут корабли и переправят вас на Землю, на Куулу, на Париж-100, куда угодно.
– Неужели ты не понял, Лисенок, что мы никуда не уйдем отсюда?
– Вас не спрашивают, вам даже не приказывают, вас просто заберут отсюда, хотите вы этого или нет.
– Лисенок, силой от нас ты ничего не добьешься. Мы не те люди.
– Не я. Земля. Вы ничего не сможете сделать. Сюда прядут корабли...
– А мы их не пустим!
Все одобрительно зашумели: еще чего, пусть только сунутся! Пусть у себя приказывают. Здесь им не Земля!
Молодой слабо усмехнулся.
– Каким образом?
– Увидишь, Лисенок. Скажи им всем: мы будем драться. Скажи: мы умеем.
Среди всеобщего гама Молодой вдруг вскинулся, встал, впился в Косматого удивленным взглядом.
– Я понял! Я только что понял. Вот!
– сказал он громко и резко, потом повернулся к поселенцам.
– Вот те слова, ради которых он меня изводил.
Слушайте! Весь этот разговор - провокация, ну конечно, и главарь ваш поэтому провокатор! Ему нужно одно - остаться вожаком. А на Земле он не сможет этого сделать. Он хочет остаться здесь, пусть через кровь, но только здесь, он же не меня уговаривал - вас! Ему нужно, чтобы вы дрались за него!
Косматый что-то неразборчиво крикнул, перегнулся через стол и сильно толкнул Молодого в грудь. Тот с грохотом повалился на спину.
В следующее мгновение Виктор был уже рядом, уже поднимал его.
– Ребята, тихо, ребята, нам пора!
– Подлец!! - бесился Косматый. - Х-хармат ползучий! Меня – провокатором!
Молодой еще не пришел в себя, он слабо стонал и трогал затылок, а телохранители
– Ребята, сначала со мной, сначала со мной, ребята! - приговаривал Виктор, готовясь к драке. Ему было страшно и радостно.
– Стойте!
– отчаянно крикнула Паула. И Косматый повторил за ней:
– Стойте. Пусть убирается.
Телохранители замерли, только тот, который больше ненавидел инспектора, крикнул с досадой:
– Эх, зр-рра!
Их пропустили, кто с угрозой, кто с недоумением, кто со страхом. Виктор не переставая вертел головой и нес чепуху, а Молодой шел покорно, все трогал затылок. Дойдя до двери, он повернулся к Косматому и хриплым, как со сна, голосом проговорил:
– Значит, до скорого!
– Убирайся, Лисенок!
Они открыли дверь, вздрогнули от ветра и холода, и тогда Косматый крикнул, перекрывая шум непогоды:
– Панчуга, останься!
– Зачем?
– Останься, тебе говорю. Он сам дойдет.
Виктор с сомнением покосился на Молодого.
– Я дойду. Ничего, - слабо сказал тот.
– Ну, ладно. Я скоро. Задерживаться не буду.
Иногда бывает, что больше всего о человеке говорят не руки и не глаза, а спина. Спина у Молодого была несолидная - тощая, с острыми плечами, совсем ребяческая. Спина очень одинокого и очень растерянного мальчишки.
Виктору вдруг захотелось догнать его и пойти вместе, в конце концов Косматый не командир ему, а парень здесь новичок и может забрести куда-нибудь не туда. Такая буря - не шутка! Но Молодой уже скрылся в пылевых вихрях, и уже не докричаться до него, и знак не подать, и тогда Виктор подумал, что молокососа инспектором не поставят и вообще, может быть, надо ему сейчас побыть одному.
И он вернулся в библиотеку.
8 В библиотеке уже вовсю кипела деятельность, и заправлял ею Косматый.
Колонисты сгрудились вокруг сюда, мрачные, недоуменные лица, то один, то другой, получив приказ, срывался с места и, на ходу запахиваясь, уходил в морозную бурю. Дверь почти постоянно была открыта, в библиотеке стало холодно.
Косматый руководил. Ею длинные белые волосы, начинающиеся от макушки,
были всклокочены, толстое небритое лицо, утолщенное книзу, из яростного стало яростно-деловитым. Пригнувшись к столу, он водил глазами, выискивая нужного человека, тыкал в него пальцем.
– Кайф! Тащи сюда все лопаты, какие в запаснике. Быстро!
– Как тебя? Том. Бери с собой сынка и записывай, сколько у кого оружия.
И какого. Стой! Возьми с собой еще двоих, этого и... читать умеешь?
Хорошо... и вот этого. А то не справишься.
– А ты иди ко мне домой, попроси у жены самописок побольше. Она знает, где. А ругаться начнет, скажи, я велел. Будем людей расставлять.
Виктор примерно понял, зачем он нужен Косматому, и приготовил, как ему показалось, короткий, точный ответ. Лицо и вся фигура его выражали такое непробиваемое упрямство, что Косматый, скользнув по нему взглядом, довольно ухмыльнулся.