Время тяжелых ботинок

Король Владимир

Уходя, Забенисо сказала: «Научись жить по принципу «только бизнес – и ничего человеческого». Тогда, может, разбогатеешь».

7

Будить свою первую любовь капитан не стал.

«Бизнес-класс выпускают первым, – подумал он, – значит, столкнуться не придётся.

Интересно – узнала бы она его или нет?»

В любом случае, случайные встречи разведчику ни к чему.

8

После банкета в мэрии всех повезли в горы.

Богота

расположена в котловине на западном склоне Восточной Кордильеры, на высоте двух с половиной километров над уровнем моря, на берегу реки Рио-Сан-Франциско.

Хотя столица Колумбии находится практически на экваторе, из-за большой высоты здесь не жарко. Средняя температура самого тёплого месяца плюс 15 градусов.

А теперь здесь зима, февраль – красота.

– А знаете, куда нас везут? – заговорила с Брутом в микроавтобусе журналистка из «Франс Пресс» Мишель Безьер.

У капитана не было желания общаться.

«Но это – непрофессионально, – сказал он себе. – Разговор надо поддерживать».

– Интересно – куда, мадам, мадемуазель?

– Мадемуазель. Мы едем на парамо. Это удивительной красоты безлесные высокогорные луга. Говорят, кто не видел парамо, тот не бывал в Колумбии.

«Мне бы ещё пудов пять здешнего дешёвого кокаина и вёдер десять изумрудов – по бросовой цене», – поиздевался про себя бизнесмен.

Во время банкета Леонид Брут связника так и не дождался.

Зато его достал виновник торжества Игнат Власенко, который завершил свой одиночный рафтинг с триумфом, фонтаном положительных эмоций и всего с одной пустяковой травмой – сломанным пальцем на руке. В банкетном зале он налетел на Брута, как сумасшедший, и счастье капитана – огромное количество телевизионщиков, которые разрывали победителя на части, – а то бы не сдобровать, вспоминая их совместные спуски с двадцати семи рек, что, как говорят в разведке, «фактом не является».

– А вы говорите по-испански? – донимала Брута француженка.

Она была в чёрных очках, и разведчик всё никак не мог поймать её взгляд, что было ему просто необходимо, – без этого лица Мишель он бы не запомнил. У разведчиков есть железное правило – фиксировать в памяти всех, кто помимо твоей воли входит в личный контакт.

– Не говорю, – признался по-французски Леонид Брут.

– А французский учили где-нибудь в МГУ?

– Нет, в 1?м Медицинском, факультативно.

– Вы что – врач?

– Да, нейрохирург. Но по специальности не работал ни одного дня, сбежал в программисты. Так что, если со здоровьем проблемы – не ко мне.

– Спасибо, пока не жалуюсь. Знаете, у вас в России плохо учат языкам, – щебетала Мишель на своём родном наречии, но, как показалось Бруту – тоже с каким-то едва уловимым акцентом. – У вас старые учебники и лингофонные курсы, а за границу на практику ездят мало. Лично я испанский учила в Испании, а итальянский – в Италии.

Брут молча смотрел в окно на колючий кустарник, низкий полулистопадный лес.

– Здесь даже в окрестностях столицы водятся ягуары, броненосцы и дикобразы. И тьма всяких змей – бр-р-р! – передёрнула она плечами.

В ответ

Леонид Брут улыбнулся так, как будто неожиданно увидел здесь свой любимый «Киевский торт».

Приехали на парамо. Экскурсанты разбрелись. Когда Брут и Мишель остались одни, она с явным удовольствием спросила по-русски:

– Ну, как дела, господин с длинным кортиком?

Уже целых пятнадцать минут военного разведчика распирали чувства такой любви к этому связнику, оказавшемуся Ликушей, что он уже хотел попросить остановить машину, чтобы задушить свою несостоявшуюся гражданскую жену в объятиях. Именно в ту секунду, когда она передёрнула плечами, заговорив о змеях, он её и раскусил.

Ликуша горько улыбнулась:

– Мог бы и раньше узнать, Кинжал. Я, конечно, рада, что за пять лет стала таким профессионалом. Но как женщине мне обидно.

Брут сгрёб её – так, как умел только он. Сколько они так простояли, неизвестно.

Привели их в чувство только аплодисменты разноплемённой группы спортсменов, журналистов, бизнесменов от спорта, которые оказались вокруг. Язык любви понятен всем.

Молодой русский богач воспылал к красивой француженке – это ли не прекрасно!

– Браво! Браво! Брависсимо! – раздавалось на западном склоне Восточной Кордильеры.

Капитан заглянул в голубые глаза Ликуши:

– Кипарис ты мой душистый! А помнишь Сосновый бор?

– На чужой каравай ног не раздвигай!

Оба прыснули от смеха.

Они поторопились уйти подальше от всех. Никакие силы, включая все известные инструкции военной разведки, сейчас их сдержать не могли.

Видели ли подобное эти безлесые луга? Слышали ли прежде Кордильеры такие крики нечеловеческого восторга и сладострастные вопли славян?

Под утро в отеле Брут вскочил в холодном поту и в ужасе обнаружил, что Ликуша исчезла.

Он позвонил в пресс-центр и спросил, где можно найти корреспондента «Франс Пресс» Мишель Безьер? Ему ответили, что утренним рейсом Богота – Париж она отбыла на родину.

И только минут через пять, стоя под ледяной водой хлёсткой массажной струи, он вспомнил, кто он тут и какова его миссия.

Капитан растёрся махровым полотенцем, оделся, присел и включил автоответчик.

Сообщений была уйма. Больше всего – от Игната Власенко. Тому предложили новый рафт, резиновый надувной плот – последней модификации. «Надо помочь “коллеге”», – решил Брут.

Голоса Ликуши он так и не услышал.

В дверь постучали. Служащий отеля передал эксклюзивный конверт. Это было приглашение в итальянское посольство на приём, посвящённый триумфу русского путешественника Игната Власенко: итальянцы – большие любители экстремального водного туризма.

Брут увидел подпись и стиснул зубы: «Графиня Мария Виктория Боско Маренго».

9

Он спустился в пресс-центр, где были компьютеры, и вышел во французскую поисковую систему. Уже через минуту c инвалидной коляски внимательно смотрела его престарелая «невеста», которая была снята на фоне гор в 1995 году, то есть девять лет назад.