Время в философском и художественном мышлении. Анри Бергсон, Клод Дебюсси, Одилон Редон
Шрифт:
§ 3. Особенности исторического познания по Бергсону. Философская интуиция
Размышляя об особенностях исторического познания, Бергсон замечает: практически только счастливый случай позволит нам, живущим в данную эпоху в данной стране, предугадать, «что больше всего заинтересует будущего историка. Исследуя наше настоящее, он станет искать в нем прежде всего объяснение собственного настоящего…» [297] , причем, конечно, в аспекте собственных интересов. А значит, неизбежен элемент интерпретации: рассматривая предмет в историческом ракурсе, мы выделяем то, что нас волнует, мы ищем в прошлом факты, формирующие облик сегодняшнего дня, а вернее, накладываем на события прошлого собственные представления об этих событиях – представления, которые нам необходимы, чтобы связать прошлое с настоящим. Мы окрашиваем прошлое оттенками настоящего. История предстает «не как мертвое прошлое, а как живой опыт, в который вовлечен и сам историк» [298] .
297
Бергсон А. Введение. Часть первая. С. 93; курсив мой. – Е. Р.
298
Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 471.
По наблюдению И. Блауберг, в литературе о Бергсоне часто отмечалось, что именно он, с одной стороны, описал историческую реальность «как открытую, как поле свободной деятельности людей», а с другой стороны, показал историю как «усилие ретроспекции, связанной с душой историка, пребывающего в настоящем. <…> Позиция историка обрела иной, чем прежде,
299
Там же. Блауберг ссылается на источник: Davenson Н. Bergson et l’histoire / Н. Davenson // Henri Bergson. Essais et temoignages / essais recueillis par A. Beguin et P. Thevenaz. Neuch^atel: Editions de la Baconniere, 1941. P. 205–213.
В концепции Бергсона «естественная и человеческая история различаются в сущности, а не в степени. Однако, если не ограничивать значение термина „история“ последовательностью человеческих обществ или нашим знанием о них, то вся философия Бергсона, отмечал Р. Арон, может рассматриваться как размышление об истории» [300] . Исследователь указывает, что еще в начале XX века Р. Карпов обратил внимание на общие моменты в методологии Бергсона и Риккерта [301] . Идеи Бергсона были очень своевременны, поскольку «в конце XIX века, когда Бергсон только начинал свои исследования… господствовала концепция исторического детерминизма. И гегелевская философия духа, и марксизм, и контовский позитивизм с его выделением трех стадий, которые обязательно проходит человеческий дух, способствовали утверждению идеи необходимости в истории» [302] . История казалась не только познаваемой, но и предсказуемой, и на ее поле одерживал победу детерминизм, едва ли уступающий лапласовскому. Мысль историков редко подвергалась саморефлексии, а гносеологические и методологические моменты как предмет особой заботы и сознательной разработки и вовсе оказывались за бортом. «Данную ситуацию поставил под вопрос и переосмыслил Бергсон, как это сделали в тот же период или несколько позже другие мыслители – неокантианцы, М. Вебер, В. Дильтей, О. Шпенглер, Б. Кроче, И. Хейзинга…» [303] , – резюмирует Блауберг.
300
Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 467.
301
Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 468.
302
Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 468.
303
Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 469.
Проблема исторического познания была особенно актуальна в рассматриваемую эпоху. Как указывает Р. Дж. Коллингвуд, французские спиритуалисты, предводительствуемые Меном де Бираном, возродили интерес как к проблемам метафизики, так и к проблемам истории [304] .
Приведу размышления самого Р. Дж. Коллингвуда о французском спиритуализме: «Это новое направление французской мысли в отличие от немецкой не было осознанно и сориентировано на историю. Но тщательное исследование ее основных черт показывает, что идея истории относилась кчислу ее главных концепций. Если мы отождествим идею истории с идеей духовной жизни или процесса, то тесная связь французского спиритуализма с философией истории станет вполне наглядной, ибо хорошо известно, что идея духовного процесса является ведущей идеей современной французской философии. <…>…французский дух, откровенно метафизичный по своим традициям, сосредоточивается на характере духовного процесса, внося тем самым значительный вклад в решение проблем философии истории, хотя слово „история“ при этом вообще не употребляется» [305] .
304
См.: Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография / Робин Джордж Коллингвуд; пер. и коммент Ю. А. Асеева, статья М. А. Кисселя. М.: Наука, 1980. С. 176. См. также: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 40.
305
Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. С. 176.
По замечанию И. Блауберг, вопрос о познаваемости истории был переосмыслен одновременно с Бергсоном или несколько позже другими мыслителями: неокантианцами, М. Вебером, В. Дильтеем, О. Шпенглером, Б. Кроче, И. Хейзингой [306] . Друг Бергсона Шарль Пеги, размышлявший над философией истории, разработал бергсоновские взгляды в работе «Клио, диалог истории и языческой души» (1909–1913, опубликована посмертно) [307] . По мысли Р. Арона, в работе которого «Введение в философию истории» (1938) чувствуется внимание к бергсоновской концепции, французского философа «можно поместить в истоках того идейного движения, которое привело к обновлению, возможно, не столько исторического знания, сколько представления о нем, создаваемого историками и философами» [308] .
306
См.: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 469.
307
См. об этом: Тайманова Т. С. Шарль Пеги: философия истории и литература / Татьяна Соломоновна Тайманова. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006. 232 с.
308
Цит. по: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 471.
Интересно, что воззрения Бергсона перекликаются со взглядами Филиппа Арьеса, изложенными в его поистине новаторском по образу мыслей труде «Время истории» [309] . Арьес считает непреложным «наличие связи между историком и прошлым» и, ссылаясь на Реймона Арона, утверждает: «История не является реальностью, которую историк должен реконструировать; напротив, именно историк дает ей существование» [310] .
Возможно, Бергсону удалось выразить общие тенденции времени, не теряя при этом ничего специфически национального, касающегося вопросов познания. По мысли Р. Дж. Коллингвуда, вообще не слишком воодушевлявшегося идеями Бергсона, философ правильно уловил дух своей нации и превосходно его передал. «Современная французская мысль… обладает особенно живым самосознанием, пониманием самой себя как живого, творческого процесса и поразительным умением одушевлять все, что она может абсорбировать в этом процессе» [311] , – одушевлять, в том числе, и философские учения, к которым она прикасается. Но, добавим, ведь мысль не могла бы одушевлять, не действуя, не внося в исследуемый предмет ничего от собственного духа, вторжение которого в познаваемую реальность – непременное условие такого одушевления, являющегося не чем иным, как передачей частицы духа постигаемому феномену.
309
Арьес Ф. Время истории / Филипп Арьес; пер. с франц. и примеч. М. Неклюдовой, ст. Р. Шартье. М.: ОГИ, 2011. 304 с. Книга содержит тексты 1946–1954 годов; то есть она стала создаваться всего 5 лет спустя после смерти Бергсона. «История как „наука о структурах“, а не „объективное знание фактов“; проект тотальной истории, объединяющей исторические данные, экономические и социальные явления, равно как и политические или военные факты; историк должен „психоанализировать“ документы, чтобы выявить „ментальные структуры“, свойственные разным моделям восприятия; история требует анализа „тотальных, замкнутых, несводимых друг к другу структур“, – для 1954 г. все эти положения отнюдь не были самоочевидны», – резюмирует Шартье (Шартье Р. Дружество к истории / Роже Шартье // Арьес Ф. Время истории / Филипп Арьес; пер. с франц. и примеч. М. Неклюдовой. М.: ОГИ, 2011. С. 266). Как уже говорилось в первой главе, Арьес имеет в виду некоторые идеи Марка Блока и Люсьена Февра и рассматривает их методологию в своей работе. В книге Арьеса имя Бергсона упоминается лишь раз, и то вскользь. Однако удивительно, насколько близки
310
Арьес Ф. Время истории. С. 236. «Специалисты позабыли, что История – по меньшей мере, в виде придуманной ими науки о фактах – оправдывает свое существование в той мере, в какой она отвечает на проблемы, встающие перед настоящим», – размышляет Арьес (Там же. С. 228). «Будет трудно уловить природу минувшего, если отбита способность ощущать собственное время» (Там же. С. 239).
311
Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. С. 180–181; курсив мой. – Е. Р.
Сам Бергсон, говоря о неизбежной интерпретации прошлого, вводит такой термин, как «логика ретроспекции» («une logique de retrospection») [312] , которая «непременно проецирует в прошлое, в виде возможностей или виртуальностей, теперешние реалии» [313] . По тонкому наблюдению Арьеса, который, впрочем, не ссылается конкретно на Бергсона, «История начинает воспринимать себя как диалог, в котором всегда участвует настоящее. Она отказывается от безразличия, в которое стремились ввергнуть ее мэтры минувших дней» [314] . А ведь способ мышления, присущий определенному исследователю, его картина мира, его ценности, вся его внутренняя жизнь – и вытекающая отсюда интерпретация событий – представляют собой те же реалии, накладывающие отпечаток на прошлое [315] .
312
Близок указанному понятию бергсоновский термин «ретроспективное внимание» («l’attention retrospective»). (См.: Бергсон А. Из сборника «Мысль и движущееся». Возможное и действительное / Анри Бергсон // Бергсон А. Избранное: Сознание и жизнь / Анри Бергсон; пер. и сост. И. И. Блауберг. М.: РОССПЭН, 2010. С. 162; Bergson Н. Le possible et le reel. Essai publie dans la revue suedoise Nordisk Tidsktift en novembre 1930 / Henri Bergson // Bergson H. La pensee et le mouvant. Essais et conferences. Articles et conferences datant de 1903 a 1923 / Henri Bergson. Paris: Les Presses universitaires de France, 1969. P. 72. (Collection: Bibliotheque de philosophie contemporaine). «Mais с’est que notre logique habituelle est une logique de retro spection» – «Но суть в том, что наша повседневная логика есть логика ретроспекции» (Bergson Н. Introduction (premi`ere partie). P. 17).
313
Бергсон А. Введение. Часть первая. С. 95. «Elle ne peut pas ne pas rejeter dans le passe, a l’etat de possibilites ou de virtualites, les realites actuelles…» (Bergson H. Introduction (premi`ere partie). P. 17).
314
Арьес Ф. Время истории. С. 246; курсив мой. – Е.Р. Отсюда выводится необходимость компаративного метода в истории. См. главу VII названной книги (Там же. С. 230–246), а также: (Там же. С. 226–229).
315
«Оригинальный характер прошлого открывается историку лишь при сравнении с тем, что ему естественно знакомо, – с его собственным настоящим, единственной длительностью, которую он способен воспринимать бессознательно, не прибегая к объективации», – таково мнение Арьеса (Там же. С. 238).
«Французский историк, – свидетельствует Коллингвуд, – следуя хорошо известному правилу Бергсона, стремится „s’installer dans le movement“ [316] , „вработаться“ в изучаемое им историческое движение, ощутить это движение как нечто, происходящее в нем самом. Ухватив его ритм, мысленно впитав его, он бывает в состоянии воспроизвести это историческое движение с исключительным блеском и правдивостью» [317] . Великолепно определение Арьеса, данное Истории: это – ни больше ни меньше, как «свойственный современному человеку способ существования во времени» [318] .
316
Включиться в движение (франц.) – примечание Коллингвуда.
317
Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. С. 181; курсив мой. – Е. Р.
318
Аръес Ф. Время истории. С. 246; курсив мой. – Е. Р. «Сегодняшний историк без тени смущения признает свою принадлежность к современному миру, и его труды по-своему отвечают на те – разделяемые им – тревоги, которые испытывают его современники. Его видение прошлого остается связанным с настоящим – настоящим, не ограничивающимся ссылкой на тот или иной метод» (Там же).
По замечанию Блауберг, что касается самого Бергсона, то «логика ретроспекции» в познании прошлого, в том числе истории человеческой мысли, применялась им на практике постоянно: «…ведь сам он в своих историко-философских экскурсах прибегал к ней, рассуждая о прежних философских учениях под углом зрения своей концепции и подчеркивая в зависимости от этого важные для себя моменты. Те, к чьим взглядам он обращается, например Плотин и Кант, на страницах его произведений „живут“, поскольку их идеи – не музейные экспонаты, а важные для настоящего посредники, вехи идущего через века философского постижения мира. Платон и Плотин, Беркли и Кант для него – мыслители, которым он ставит вопросы, важные для него самого» [319] . А значит, исследователь, обращающийся кучению Бергсона, может аналогичным образом искать в концепции философа ответы на волнующие его загадки бытия. Во всяком случае, исходя из собственных взглядов Бергсона на изучение истории человеческой мысли, исследователь не только вправе выявлять в учении Бергсона новые аспекты и повороты мысли, но и попросту не имеет другой возможности, – поскольку любая попытка проникнуть в бергсоновское учение (как и в любое учение вообще) уже, как пришлось убедиться, будет интерпретацией.
319
Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 472; курсив мой. – Е. Р.
По отношению к философии Бергсона наши взгляды принадлежат будущему, мы те самые «будущие исследователи», о которых упоминал сам французский мыслитель, а насколько наши взгляды утонченны, глубоки и значимы, это уже другой вопрос. Итак, обращаясь к бергсоновскому учению, мы выявляем в нем то, что в данном учении нас больше всего интересует, а следовательно, то, что предстает для нас главным, сущностью концепции.
Кроме того, даже если сбросить со счетов поправку на исторический ракурс и на наши интересы (то есть поправку, согласующуюся с бергсоновской логикой ретроспекции), учение философа, в силу своей неоднозначности, очерчивает целый круг герменевтических вопросов, и эта проблема вставала перед современниками философа с не меньшей остротой, чем перед нами. По мысли Блауберг, «…концепция Бергсона… заключает в себе множество тенденций, которые могут завести порой в противоположных направлениях. Поле интерпретаций, открываемое его учением, очень широко, тем более что многие вещи он сам не проговаривает, не проясняет» [320] . В этом смысле можно согласиться с Делёзом, утверждавшим, что «история философии является воспроизведением самой философии. Следует, чтобы изложение истории философии действовало как подлинный двойник и включало присущее двойнику максимальное изменение. <…> Изложения истории философии должны представлять собой некое замедление, застывание и остановку текста: не только текста, с которым они соотносятся, но также текста, в который они включаются. Так что у них двойное существование, в идеальном двойнике – чистое повторение старого и современного текста, одного в другом» [321] .
320
Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 15.
321
Делёз Ж. Различие и повторение / Жиль Делёз; пер. с франц. Н. Б. Маньковской, Э. П. Юровской, науч. ред. Н. Б. Маньковская. СПб.: Петрополис, 1998. С. 12.