Время ведьмы
Шрифт:
– Подскочив к Тане, человек взял ее за подбородок, приподнял лицо:
– Цела? – и сам себе ответил:
– Цела.
Татьяна не могла приди в себя – спасителем оказался Вяземский!
Между тем, он действовал с холодной эффективной жестокостью. Казалось, там, где он находился, белая, пахнущая сырым несвежим мясом дымка отступает.
На Вяземского набросился оборванец с трубой. Все так же молча, не обращая внимания на кровь из разодранной щеки заливавшую рубашку.
Вяземский пропустил мимо себя размашистый удар,
В свободный от дымки круг вышел человек. Таня узнала Олафа.
Вяземский глянул на него, Олаф кивнул:
– Да. Все.
– Олаф, займитесь, пожалуйста, уборкой.
Скандинав снова скрылся в дымке, а Вяземский подошел к бессильно осевшей на землю Тане, присел перед ней на корточки:
– Татьяна Владимировна, идти сможете?
Она хотела ответить, хотела сказать, что пусть он убирается к черту, что это он виноват, что ее чуть не убили, но почувствовала, как начинает ее бить неудержимая дрожь ужаса и, свернувшись калачиком, упала на землю.
Вяземский легко поднял ее на руки и крикнул в туман:
– Владимир! Заберите сумку Татьяны Владимировны, найдтеи ключи, бегом вперед.
И с Татьяной на руках зашагал к подъезду.
Татьяна дрожала, а, когда Вяземский внес ее в квартиру, ее уже неудержимо трясло. Перед глазами все мелькало лицо человека с трубой – абсолютно тупые, ничего не выражающие глаза, густые тягучие капли крови, стекающие по разорванной щеке, механические движения деревянной куклы.
Ломило спину, воздух проходил в легкие со свистом, каждый вдох отдавался под лопатками тяжелой болью.
Владимир сноровисто стащил с нее кроссовки, и они с Вяземским осторожно положили ее на кровать. Мурч попытался зашипеть на незнакомцем из-под кровати, но на него шикнули, и кот исчез.
– Вы… как? – попыталась спросить Таня, но Вяземский оборвал ее:
– Молчите, Татьяна Владимировна, попробуйте-ка на живот перевернуться и поднимите футболку.
Лечь на живот она смогла, а вот когда попыталась дотянуться до подола футболки, застонала и бессильно уронила руки.
– Так. Тогда я сам. – Вяземский ловко задрал футболку, прохладными пальцами прошелся по спине.
– Тут болит? А тут? А ну, вдохните. Да глубже!
Боль была адская, но вдохнуть удалось.
– Так, судя по всему, переломов нет. Но ушибли вас здорово.
– Ушибли?! – Татьяна от возмущения села, и заорала от боли в спине. Но не остановилась. Ее понесло.
– Да меня убивали! Прямо там! У моего га-ара-ра…
Она не могла выговорить больше ни слова. Снова скрутило волной липкого ужаса, пришло осознание того, что, не наклонись она, подчиняясь волшебному кулону, лежать бы ей сейчас с проломленным черепом. И это был бы конец. Смерть. Она, молодая, умная, рассчитывавшая дожить до глубокой старости
– Татьяна, слышите меня, – присел перед кроватью, на которую снова повалилась девушка, Вяземский.
Таня тихо выла, всхлипывая, в остановившихся глазах застыло отчаянье и ужас.
Глубоко вздохнув, Вяземский пробормотал:
– Проклятье. Никогда не умел с женщинами обращаться.
Затем исчез из поля зрения, захлопали двери кухонных шкафов, затем холодильника, раздалось недовольное:
– Да кто же коньяк то в холодильник прячет!
Он появился с початой бутылкой коньяка и стаканом, обычно стоявшим у Тани на столе, рядом с кувшином воды.
– Женский алкоголизм, между прочим, неизлечим, – потряс он перед ней бутылкой. – Но сейчас ничего другого предложить не могу. И щедро плеснул в стакан.
Сунул под нос:
– Пейте. Давайте-давайте.
Таня замотала головой, и Вяземский внезапно рявкнул:
– Пейте, черт подери!
Испуганно пискнув, она схватила стакан и осушила до дна.
Упав в пустой желудок, ледяной ком взорвался там шаром холодного огня.
Вяземский отобрал стакан, наполнил его до половины, снова протянул:
– Пейте.
– Н-не могу.
– Сможете. Не заставляйте силком вливать.
Оказалось – действительно, может. После чего комната поплыла в теплом золотистом сиянии, голова закружилась, но не противно, а как-то успокаивающее, и сделалось смешно.
Вытянув руку, она наставила на Вяземского палец и заплетающимся языком сказала:
– В-вы – следили! Специально следили! И на выставку – специально! Больше не верю!
Вяземский поморщился:
– Поверьте, Татьяна Владимировна, все несколько не так, как вы представляете.
Таня не унималась:
– Интервью-ю! Бесе-е-дка! Спасибо, значит, большое-е!!
Ее несло, она чувствовала, что сейчас наговорит гадостей этому спокойному сильному мужчине, который только что вытаскивал ее из страшного тумана, где ее безжалостно убивали, но остановиться не могла. Было ужасно обидно, что все эти дни, оказывается, находился рядом, но молчал, таился, наблюдал за ней, как рыбак за поплавком.
– Нажи-ивку сделал! – разражаясь злыми слезами выкрикнула она.
Вяземский сделал быстрый шаг вперед и легонько толкнул ее основанием ладони в лоб.
Мягко осев, Татьяна заснула.
Не глядя, Вяземский передал бутылку подошедшему из коридора Владимиру:
– Поставь на место и, пожалуйста, покорми кота. Несчастное животное так перепугалось, что носу не кажет.
– Как же, не кажет, – хмыкнул Владимир, – Это несчастное животное когтило меня в коридоре почище бенгальского тигра.
– Ну, тогда, тем более покорми – улыбнулся шеф, – значит, заслужил награду за храбрость. А потом давай отсюда убираться. До утра пусть Олаф подежурит, но я не думаю, что еще что-то произойдет.