Время волка
Шрифт:
— И? — спросила она. — Что нового?
Адриен откашлялся.
— Мёртвая девушка, — сказал он грубым голосом. — В Ла-Бессер-Сен-Мари.
***
Томас ожидал, что найдёт госпожу Хастель полностью сломленной, но хозяйка стояла за прилавком и измельчала травы. Когда она услышала его шаги, то коротко взглянула вверх и продолжила.
— Мне... очень жаль, — сказал он. — Я должен был быть там.
На её лице появилась горькая улыбка.
— Там должен был быть отец Мари. Садитесь.
Он колебался.
— Я готовлю еду для близняшек. Они, наконец, спят, бедняжки. Ну, садитесь уже. Для вас этого тоже
Тереза Хастель не была женщиной, которую надо утешать, поэтому он сделал просто то, что она сказала. Украдкой Томас осмотрелся. И сегодня каждая деталь, казалось, кричала ему о том, что так долго оставалось скрытым: маленькая чёрная Мадонна, которую также можно было увидеть на портрете графини д’Апхер и кукле близнецов, лежащей на скамейке – принцесса с вышитой улыбкой и тонкой кружевной юбкой. Довольно долго юноша обдумывал, как он должен был начать, но потом выбрал самый простой путь.
— Тереза, у вас проблемы? С графом д’Апхер? Из-за... его сестры?
Тереза прекратила измельчать травы. Её взгляд остался сосредоточенным на своих руках.
— Из-за Изабеллы? — сказала она беззвучно. — Почему они у меня должны быть?
Он спросил себя, сколько мужества стоило ей сказать правду.
— Из-за... настоящей Изабеллы, я думаю. Мари не ваша кровная дочь, Тереза. Она была ребёнком графской пары д’Апхер.
Рука, которая держала нож, всё ещё оставалась в воздухе, и слегка дрожала.
— Вы знаете, что вы сказали? — спросила Тереза едва слышно.
Томас откашлялся.
— Правду. Поэтому ваши мужчины так оберегали Мари? Вероятно, у вас было задание от старого графа охранять свою дочь?
Тереза посмотрела вверх, и Томас спросил себя, как он мог быть так слеп. Даже если у Терезы были более высокие скулы и другая форма губ, то изгиб крыльев носа и форма глаз были как у Изабеллы. И с кожей, которая стала бледнее, чем бумага, Тереза была таинственным образом похожа на напудренное лицо Изабеллы.
— Я видел, что...
— Что ты видел? — крикнула она на него. — Что, Томас?
Одно мгновение у него было видение, как женщина подбегает к нему с ножом. Но та только стояла, застывшая как скульптура, опираясь рукой на стойку, а другой схватившись за рукоятку ножа.
— Фамильные портреты.
Так осторожно, как будто бы он находился рядом с хищником, художник схватил свою папку, которая лежала на столе и медленно её раскрыл. Тереза смотрела, как он доставал один за другим портреты и выкладывал их на столе: слева – графскую семью д’Апхер, справа Хастель. Томас только пока ещё оставил Изабеллу.
— Сначала мне бросилась в глаза маленькая статуя Марии с перламутровой лилией. Это та же самое, что можно увидеть на фамильном портрете, на котором изображена графиня д’Апхер много лет назад. Что-то в лице показалось мне знакомым. Но только когда сегодня я расположил рядом все портреты, то понял, что это было.
Тереза судорожно вздохнула, когда, наконец, опустила нож. Женщина положила его со стуком, а потом как лунатик медленно подошла к нему и опустилась на стул. Аромат тимьяна окутал Томаса. Терезе потребовалось время, чтобы преодолеть себя и посмотреть на картины, которые юноша ещё утром снабдил стрелками и пояснениями.
— Есть признаки, которые переходят по наследству, — пояснил он. — Форма уха или рук у людей
С этими словами Томас пожил портрет Изабеллы рядом с портретом Терезы.
Он опасался, что хозяйка расплачется, но та с неподвижным лицом рассматривала дочь, которую не видела очень много лет. Пауза так сильно затянулась, что Томас спрашивал себя, будет ли Тереза когда-нибудь снова с ним разговаривать.
— Это... меня ещё сначала запутало, что Бастьен и Мари имеют определённое сходство, — продолжил юноша через некоторое время. — Но у этого тоже есть причина. Я всегда удивлялся, почему ваш муж никогда не защищает своего сына, более того: он по-настоящему его презирает. И его братья усвоили, что он – незаконный, иначе они едва бы решились так плохо с ним играть. Когда я был с Бастьеном на ночном дежурстве, он сказал несколько фраз, из-за которых я задумался: «Господа получают награду и славу, а мы глотаем дерьмо. Есть только победители и побеждённые. Почему на войне должно быть по-другому, чем в жизни?» Только сегодня я понял, что он подразумевал под этим, — Томас подвинул портрет Бастьена к графу. — Бастьен – его сын, я прав? И он знает, кто его кровный отец, и поэтому парень такой озлобленный.
Томас испугался, когда женщина вскочила. Она вцепилась своими руками в его воротник, и дёргала его вверх со стула до тех пор, пока их глаза не смотрели друг на друга.
— Ты рассказал кому-нибудь об этом? — прошипела она.
— Нет, я...
— Тогда поклянись мне, что промолчишь! Поклянись мне жизнью твоей матери и самой Святой Марией! Иначе я убью тебя, Томас! Я обещаю это тебе!
— Я клянусь, — тихо сказал он. — Я никогда не сделаю ничего, что могло бы навредить Бастьену или Изабелле. Но я хочу это знать.
— Почему? — спросила она твёрдым голосом. — Почему ты это делаешь? Чего ты хочешь этим добиться?
— Я... только хочу понять, Тереза. Потому что Бастьен – мой друг. И так как... Изабелла дорога мне. Но я не могу действовать так по отношению к вам, как будто я ничего не знаю.
— Нет, — измученно сказала она. — Ты никогда не сможешь.
Хватка медленно ослабевала, Тереза упала на стул и закрыла лицо руками.
— Мари всегда была для меня дочерью! Я любила её как собственного ребёнка. Вероятно, даже ещё больше.