Время Вьюги. Трилогия

Кулак Петрович И Ада

— А почему ты думаешь, что это было что-то другое? — насторожилась Зондэр.

— Потому что потом он сказал пустому углу: «Если прибавить нерожденных, при стандартной погрешности получится в два с половиной раза больше».

4

Наверное, даже явление белокрылого Заступника с фрески поразило бы Дэмонру меньше, чем заходящий в ее камеру Наклз. Ослепительный свет, выхвативший знакомую фигуру, мелькнул на несколько секунд и тут же исчез. Дверь с лязгом захлопнулась. Нордэна снова сидела на койке в кромешной темноте, пытаясь различить чужое дыхание.

— Это моя

лучшая галлюцинация за последнее время, — сообщила она без особенной надежды. После без малого трех месяцев в Игрэнд Дэв и не такое можно было увидеть.

— Тогда мне сложно представить твои худшие галлюцинации, — с некоторым опозданием ответила темнота голосом Наклза, глухо и устало.

Дэмонре захотелось разрыдаться от радости, как в детстве, но заплакать не получалось. Она несколько раз втянула воздух, пытаясь привести в норму сбившееся дыхание, а Наклз тем временем преодолел три шага и нащупал сперва койку, а потом руку нордэны. Молча сел рядом. Дэмонра, тоже не говоря ни слова, прижалась лбом к его плечу. От одежды мага пахло дождем. Нордэна не сразу сообразила, что у дождя, оказывается, имелся запах. Дождь, сирень, свежая выпечка — все это осталось в какой-то совершенно другой жизни. Здесь были четыре холодные стены и глухая тьма.

— Если собираешься плакать — плачь. Если уже можешь слушать — слушай. У меня крайне мало времени, — ровно сказал Наклз.

Это Дэмонра как раз очень хорошо понимала. Скорее она не понимала, как Наклз вообще сюда попал. Охрана Игрэнд Дэв славилась своей неподкупностью.

— Я могу тебя слушать. Ты, — Дэмонра запнулась, но все-таки продолжила, — ты принес мне что-нибудь?

Наклз дернулся.

— Нет, но до последнего собирался. Даже яд купил.

— Тогда почему нет?

— Знать, как правильно, и сделать правильно — совершенно разные вещи. Я же не нордэн и ничего Вселенской Справедливости не должен.

— Они меня не выпустят, конечно, — не требовалось большого ума, чтобы за три месяца осознать все тонкости своего положения. — Я бы на их месте не выпустила человека, которого выводила на комедию с расстрелом. К стенке поставили, глаза завязали, дали залп в воздух. Я не знала, что в кесарии такое практикуют.

Дэмонра могла добавить, что те две минуты, когда солдаты целились, командующему добавили бы сто лет в ледяном аду, а ей — списали бы, но не стала.

— Не выпустят. И пока не убьют. Запомни накрепко: ты нужна им живая и готовая сознаться во всем, в чем прикажут. В том числе, в сговоре с рэдским подпольем, эфэлскими террористами, имперской верхушкой, лысыми бесами и самим Создателем.

— Хоть что-то из того, в чем меня обвиняют, правда? — спросила Дэмонра и испугалась повисшей тишины. — Рыжик, там есть хоть слово правды? Ведь ее не может там быть. Они говорят о каком-то яде, но Рейнгольд действительно заболел…

— Там три мешка лжи, нет там правды.

— Скажешь Рейнгольду? Просто пусть знает.

— Скажу.

— Это ужасно глупо, но я почему-то так и не жалею, что мы с ним не успели уехать…

— Я жалею об этом за вас обоих, — резко оборвал ее Наклз. — А теперь слушай. И запоминай, второго шанса тебя увидеть мне не дадут. Охранник и так лапал меня полчаса в поисках напильника или что там еще в романах проносят в камеры друзьям. Дольше

чем на двадцать минут он нас не оставит. Слушаешь?

— Да.

Голос Наклза упал до едва различимого шепота:

— К середине осени кесарь умрет. Его сын несовершеннолетний, так что править будет регент. Эдельберт. При нем тебя станут судить.

— Меня не проще убить?

— Проще, потому мне и пришлось спутаться со шлюхой, что убить тебя куда как проще. Так что слушай меня и хоть раз в жизни изволь не пропустить то, что я скажу, мимо ушей.

— Я тебя всегда слушаю, между прочим.

— И делаешь по-своему. А теперь сделаешь по-моему. Один раз, в виде исключения. Тебя будут судить за нападение на гражданское население в Рэде. Вы там не конфетки сиротам раздавали, так что лучше это обвинение, чем какое-то другое.

— Но это же ложь…

— Дэмонра, очнись! — зашипел Наклз. — Здесь все одна сплошная ложь, и эта не хуже любой другой. Даже лучше — она похожа на правду.

— Они начали стрелять по нам из засады, Рыжик, да как ты можешь думать…

— Как я могу думать — я тебе потом объясню. Как ты можешь вообще не думать, вот что ты мне лучше скажи? Не важно. Замолчи и слушай. Вас смешают с грязью. С самой отвратительной грязью, с какой только можно. Тебя, Зондэр, Магду — вас всех. Поняла?

— Поняла, — на самом деле, Дэмонра не поняла ровно ничего сверх того факта, что Наклз взвинчен, расстроен, зол и пытается донести до нее какую-то на его взгляд простую вещь, но переспрашивать не рискнула.

— Твоя задача — им не мешать. Не сомневаюсь, ты станешь героически спасать Зондэр и компанию — то есть топить себя, но в вашем нордэнском понимании эти разные вещи почему-то считаются одним и тем же, так что неважно. Топи на здоровье. Ты должна пообещать мне одну вещь. Не так пообещать, как обычно, а пообещать и сделать.

Наклз вцепился в пальцы Дэмонры с такой силой, что у нее кости затрещали.

— Это чтобы ты меня гарантированно слышала и понимала. Меня, а не свою бесову белую метель, которая потом придет и всех рассудит.

— Мне больно.

— Замечательно, мне тоже. Теперь слушай. Ты мне веришь?

«У меня это спрашивает человек с шизофренией. И, что самое поразительное, я ему верю. Скорее всего, у меня не шизофрения — это болезнь для умных — но что-то похожее».

— Верю, — сипло сказала Дэмонра.

— Ты сделаешь все возможное, чтобы тебя не посадили, а повесили, — медленно и отчетливо произнес Наклз. — Поняла?

— Да.

— Повтори.

— Рыжик…

— Повтори слово в слово.

— Я сделаю все возможное, чтобы меня не посадили, а повесили, — механически проговорила Дэмонра. Фраза была простая, но смысл как-то не доходил до ее сознания.

За дверью послышались шаги. Наклз быстро поднялся. Дэмонру снова обдало запахом дождя.

— Я тоже сделаю для этого все возможное. Ничего не бойся.

5

Солнце заливало сдавшийся на милость осени город. Вода каналов отражала ярко-синее небо и чуть тронутые желтизной деревья. Холодный утренний ветер трепал многочисленные флаги. Эфэлская столица давно не видела столько изумрудных королевских штандартов в одном месте. Правящий дом отмечал начало четвертого столетия на престоле.