Время Вьюги. Трилогия

Кулак Петрович И Ада

Прикинув, к кому в данной ситуации можно обратиться за советом, Маэрлинг почувствовал некоторое уныние. Отец, хоть и владел огромным объемом информации по множеству самых разнообразных предметов, от политики и экономики до того, в какой конкретной виарской провинции в этом году произрастет максимальное количество винограда или хлеба, все же мало что мог сказать о внутренней кухне Ломаной звезды. Для него это был просто полк — хоть и со славной полуторавековой историей — куда он сослал сына, чтобы тот по молодости не превратился в типичного паркетного гвардейца, поглощающего игристое и кокаин, а заодно понюхал пороху и растерял юношеский максимализм. (В общем и целом, план папаши удался неплохо, и Витольд,

в семнадцать лет на отца смертельно обидевшийся, в настоящее время ни о чем не жалел). Зондэр Мондум, в силу должности знавшая об этой кухне хоть что-то, вряд ли стала бы помогать, прознай она, что дама в затруднительном положении — Ингрейна Ингихильд. К тому же, явись к ней Маэрлинг по частному делу, она, скорее всего, в очередной раз решила бы, что он пришел похитить ее добродетель, окатила бы ледяным взглядом и разделалась с разговором в десять минут. Хорошим вариантом казалась Магда Карвэн, но, при всех своих многочисленных достоинствах, в обычной жизни чудес логики она не демонстрировала и вообще не имела склонности искать врагов под носом — ей, видимо, вполне хватало имперцев, а также рэдцев, эфэлцев и всех прочих злобных тварей, обитающих за рекой Седой. В конце концов, Маэрлинг остановился на кандидатуре Эрвина Нордэнвейде. Свежими сплетнями из штабной курилки бывший лейтенант, конечно, не располагал, но в конкурсе на самый пессимистичный прогноз он легко взял бы первый приз, так что в поисках возможной опасности Витольд мог смело идти к Эрвину и положиться на его фантазию.

Пожалуй, если бы не просьба полковника Дэмонры, Витольд Маэрлинг не сошелся бы с Эрвином близко никогда в жизни. Бывший лейтенант вроде бы и не был прирожденным неудачником, но изо всех сил действовал так, чтобы им в итоге оказаться. Не пользовался подвернувшимися шансами, отказывался от протекций, забывал улыбаться не только сильным мира сего, но и барышням, а уж последнее точно являлось непростительным разгильдяйством, которое переменчивая фортуна вряд ли бы простила. Вот и теперь, вместо того, чтобы вернуться в гостеприимный Эйнальд на должность военного агента, пить по утрам кофе со сливками и изучать красоту местных девиц на ближайшей дистанции, Эрвин снял какую-то голубятню в районе Семи Ветров, которую по недомыслию счел мансардой, и жил там, давая уроки игры на пианино хозяйскому сыну. В общем, не знай Витольд наверняка, что Нордэнвейдэ в плане совокупности знаний в разы умнее него, счел бы того круглым дураком.

Окошко голубятни не светилось. Разумеется, существовал вероятность, что жилец вышел прогуляться и еще не успел вернуться, но Витольд на этот счет не заблуждался. В одиннадцать вечера Нордэнвейдэ, разумеется, уже спал сном праведника, что в его возрасте, конечно, делать стыдно. Витольд призадумался. С одной стороны, он мог постучаться с парадного. С другой стороны, дерево, раскинувшее ветви неподалеку, как по заказу, представляло собой отличный плацдарм для проникновения в мансарду. Оглядевшись и не обнаружив ни одного городового или просто прохожего в поле зрения, Витольд решил тряхнуть стариной и уже через минуту тихонько постучал в темное окошко. Постучал чисто из вежливости и нежелания получить пулю в лоб, потому что оно было распахнуто настежь.

— Эй, Эрвин…

— Маэрлинг? Витольд, какого беса? — донесся из черноты изумленный голос.

— Не тряси ладанкой, я не пропаду. Лучше отодвинь этот ящик, я не пролезу.

— Это комод.

— Тебя обманули. Это рухлядь, Эрвин.

— Странное ты выбрал время, чтобы обсудить мой интерьер, — фыркнул Нордэнвейде, но комод, перегораживающий часть окошка, все же подвинул. Маэрлинг ловко приземлился на пол. Все доски протяжно скрипнули разом.

— Беру свои слова назад: это не голубятня, это склеп!

— Витольд, не сочти меня невежей, но сейчас глухая ночь…

— Вечер

в самом разгаре. И я пришел за дельным советом.

— Дельный совет до утра подождать не может? У хозяйки слух, как у кошки…

— Уверен, она взяла с тебя клятвенное обещание не водить девок. Про друзей и окна там, наверняка, не было ни слова, поэтому формально ты чист, аки голубь.

Эрвин, видимо, уставший припираться, только вздохнул и через несколько секунд чиркнул спичкой. Масляная лампа осветила скромное жилище, обстановку которого составляла кровать, письменный стол, кривой комод с крылатыми детками и связки книг в углу. И здоровенная серая крыса, глядящая на Маэрлинга с самой высокой стопки.

Витольд чуть обратно в окно не вылетел и схватился за пистолет.

Эрвин криво улыбнулся:

— Она прилагалась к жилью. Ну, почти. И она уже старая. Оставь животное в покое.

Маэрлинг понял, что секунды лишней здесь не останется.

— Эрвин, или ты немедленно собираешься, и мы идем в «Дыханье розы», или я начинаю здесь же петь неприличные куплеты и навек гублю твою репутацию. Что скажешь?

— Помимо того, что ты сумасшедший шантажист? — без энтузиазма поинтересовался Нордэнвейдэ, нашаривая на столе расческу. — Боюсь, ничего.

— Тогда собирайся и пошли.

* * *

Идти в «Дыханье розы» Эрвин, закостеневший в трезвости и добродетели, отказался наотрез. Витольд применил весь арсенал средств убеждения — от уговоров до прямых угроз — но никаких видимых успехов не добился. Его так и тянуло сообщить, что сдохнуть в обнимку с гробом Кейси было куда как более рационально, чем вот так жить после ее смерти, но Витольд понимал, что на это Эрвин может обидеться не на шутку. В итоге он уговорил последнего на поход в трактир с самыми симпатичными разносчицами, и на том успокоился.

Через полчаса Маэрлинг с удовольствием пил игристое, а Эрвин клевал носом над нетронутой тарелкой, начисто игнорируя Беату и Марту, похихикивающих неподалеку.

— Эрвин, у меня есть дело.

— Как удачно, что ты к нему, наконец, перешел.

— Я хочу исповедоваться.

Нордэнвейдэ даже глаза не поднял.

— Витольд, боюсь, таким объемом времени я не располагаю.

— Да ну?

— Я умру от старости раньше, чем ты расскажешь, как перешагнул порог двадцати лет.

— Занудство — грех. И, что еще хуже, грех неинтересный. Но ты угадал, речь пойдет о женщине.

— Вот уж неожиданность, — наконец, съязвил Эрвин, оторвавшись от созерцания столешницы. — В чем дело? Сразу говорю, я не буду помогать тебе похищать чью-нибудь дочку.

— У тебя прямолинейное воображение, друг мой. К тому же, ты явно злоупотреблял приключенческими романами в юности.

— Витольд, ты вломился в дом и вытащил меня из постели ночью. Если ты не хочешь, чтобы я сейчас злоупотребил вот этой кружкой и тебе дорог твой нос, не тяни уже.

С воинственно поднятой кружкой в руках и злостью во взгляде Эрвин, наконец, начал напоминать человека, а не собственную фотографию в траурной рамке, и это было хорошо. Витольд кратко пересказал ему содержание разговора с Ингрейной, не называя ту по имени и выкинув почти все, что касалось северной мифологии. Остаток вышел не очень длинный.

— Ты уверен, что за ней следят?

— Я бы сказал, за ней не просто следят, за ней шпионят до крайности нагло.

— Ты перехватил шпика?

— Нет, каналья ушел. Сам понимаешь, я не мог бегать по штабу с обнаженной шашкой и пистолетом наперевес, тряся каждую уборщицу на предмет, не проходил ли кто мимо.

— До того, что ее преследуют свои же, ты, надеюсь, уже умом дошел?

— Ну что ты! — всплеснул руками Витольд, едва не снеся бокал со стола. — Каждый день вижу в штабе полка имперских свиней, я был уверен, это их происки.