Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
— Что о нем скажешь?
— Что можно сказать о маге тридцати семи лет? Неуправляем, не вполне адекватен, крайне опасен. Это из плохого. Из хорошего — умен и патологически неагрессивен. На провокации не ведется. Слово «нет» понимает. В споры с дерьмом не вступает. А окружающих держит именно за эту субстанцию. Но, в общем, если бы я докладывался вашему батюшке, мир его праху, сказал бы, что его надо кончать как можно скорее, потому что с катушек он слетит не сегодня, так завтра. Это мое мнение как профессионала. Вас интересует мое мнение как человека?
— Да.
— Лестно. Тогда я бы его не трогал
— Не ты ли минутой раньше сказал, что он опасен?
— Дайте булочнику бомбу, и он станет опасен, — Кай потер виски и поднял глаза на Эдельвейса. — Людей нельзя наказывать за потенциальную возможность совершить преступление. Вы же не сажаете каждого рэдца за потенциальную возможность подорвать карету губернатора. Не понимаю, почему к нам другие мерки, мы вообще тоже не птички и не бабочки. И, кстати, за всю мировую историю маги точно убили меньше людей, чем булочники…
— Это все?
— Нет, не все. Не уверен, что вас интересуют детали…
— Интересуют.
— Технические детали работы с Мглой, я имею в виду.
— А я пойму?
— Вряд ли. Потому что я сам не понял. Маг во Мгле выглядит собой или более-менее собой, но он там точно всегда один. Наклз выглядит во Мгле прямо-таки на удивление хорошо, как будто он там третий раз в жизни, и она на нем не оседает. Но во Мгле их двое. Там два идентичных человека. С одним я говорил, а второй подошел к нам позже и первому, как мне показалось, это не сильно понравилось.
Эдельвейс поморщился:
— Второй — доппельгангер? Развелось…
Кай покачал головой:
— В том и дело, что нет. Ни один из них не был доппельгангер. Это я точно могу сказать. Доппельгангеры — вообще чудеса из рэдского фольклора, а то, что ходит по Мгле — это Попутчики. Они самостоятельные сущности, а не какие-то там призраки или предвестники близкой смерти. С нашей точки зрения — паразиты, хотя вопрос спорный. Есть мнение, что это очень древние маги, сумевшие как-то остаться во Мгле и приспособившиеся к ней, но я не думаю, что это правда. Скорее это профессиональная маговская утешалка, мол, ты хоть и сдохнешь в тридцать, зато потом сможешь жить вечно. Чушь собачья. Вроде рэдского Создателя, но с неуловимым профессиональным колоритом. Так или иначе, они не люди. У них нет маяков, им они не нужны — Мгла и так для них дом родной, им не надо возвращаться обратно, и ходят они через зеркала. И во Мгле у них есть тени. Так вот. У второго Наклза нет маяка, как у Попутчика. Но у него и тени нет.
— Что это значит?
С каждой фразой все интереснее. Наклз и сам бы не отказался понять, что это на самом деле значило.
— Чтоб я знал, — вполне ожидаемо ответил Кай, поморщившись. — Правда, одна вещь мне в голову все-таки приходит, но она… очень теоретическая. Допустим, мы отбросим предпосылку о единственности прошлого и несуществовании будущего, как основную модель в аксиоме Тильвара, и предположим, что и вариантов прошлого, и вариантов будущего — множество, а настоящее проходит по границе их пересечения. И равновероятные события делят вселенную пополам. Допустим, существуют варианты настоящего, в которых
Голову Наклза сдавило как обручем. Время выходило, он и так торчал во Мгле слишком долго. Да еще и в незнакомой комнате, где от сюрпризов его не страховало практически ничего, кроме милости странной твари с простреленным виском. Но ему очень хотелось дослушать, что скажет Кай. Как будто тот подошел к разгадке, почти впритык. Где-то очень близко лежала правда, которая всегда ускользала.
— Нельзя быть разом живым и мертвым. Дверь или открыта, или закрыта, — а Эдельвейс для жандарма был неглуп. И проявил вполне здоровый прагматизм.
— Я ничего не говорил про живых и мертвых. Я всего лишь сказал, что их двое и ни один из них не доппельгангер, не Попутчик и вообще не известное мне явление. Я же не писатель-романист и не знаю, какой вывод сделать из этих предпосылок. Только знаю, что ни за какие коврижки не стал бы связываться с ним или с ними. Потому что, если я прав и это один и тот же человек с двух разных половин, то… то все очень погано. Это внутреннее противоречие, которого в аксиоме быть не может.
— А попроще можно, для жандармских морд?
— Можно. Наклз, подозреваю, не великий-великий маг. «Великих» магов хватало во все времена, пока нас не начали повально вербовать на госслужбу, и кончали они обычно плохо, нарвавшись на таких же «великих». Наклз, может, вообще маг с самым средним уровнем способностей. Но он творит такие вещи, которые мне не снились и даже в кошмарном бреду не привидятся.
— Почему?
— Потому что он вне смысла последствий. С точки зрения логики происходящего, его как бы не существует. Мы все прописаны в систему уравнений, а он стоит за скобками и смотрит. Или когда-то стоял. Или еще будет стоять.
— Как такое вообще возможно?
«Все, что я раскопал, уже отпечатано в нескольких экземплярах и лежит в разных банках». Каю полагалось рассказать одну очень интересную историю, тем самым хорошо выслужившись на год вперед, но маг только головой покачал:
— Не знаю. Вообще никаких идей. В жизни такого не видел и второй раз видеть не хочу.
Наклз не сказал бы, что здесь победило, страх или профессиональная этика, но ответ его в любом случае устраивал.
— Пуля в голову остановит его при любом раскладе, так ведь? — уточнил Эдельвейс, уже встав и подходя к двери.
На этот раз маг перед ответом думал долго. Его слова долетели глухо, когда сам он почти скрылся за порогом.
— Так. Но сперва нужно, чтобы она до него долетела. А это вряд ли случится. Я видел второго — кажется, у него висок разворочен, как у самоубийцы. Помогите ему вытащить его даму — и идите разными дорогами, так всем лучше будет.
— Это прогноз?
— Предчувствие.
Марита подозрительно оглядела себя в зеркало, прикидывая, насколько она напоминает будущую покойницу. Бледность удалось кое-как превратить в эффектную белизну кожи, синяки под глазами она замазала, губы подвела, а лихорадочный румянец на скулах мог и сойти за признак страстной натуры. Другое дело, что у нее всю жизнь скул видно не было, а имелись отличные, круглые рэдские щеки. Похудела она жутко.