Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
Сольвейг усмехнулась:
— Сочту за наивность. Последний раз я его показывала кому-то еще при устройстве в госпиталь имени Герхарда Гессэ, не скажу вам, сколько лет назад. Сейчас диплом валяется где-то на чердаке. Если его еще не сожрали мыши, потому что Мелисса, скотина ленивая, их не ловит. Вы настаиваете, чтобы я пошла и раскопала этот реликт?
— Да.
— Вместе со вкладышем, конечно?
— Да.
Кошка тяжело спрыгнула с кресла, подумала немного и, все так же пофыркивая, влезла на колени к Наклзу. Маг протестовать не стал и рассеянно погладил длинную рыжую
— Хм, интриганка, — оценила маневр кошки Сольвейг. — Но не верьте ей, Наклз, она бессовестно выпускает когти, как только гость решит, что ее очаровал.
— Я не склонен к таким лестным для себя выводам.
Очаровал Мелиссу фон Мглы, оставшийся после встречи на кладбище, а вовсе не чихающий на нее маг.
— Похвально. Итак. Диплом.
— Именно. Мне бы очень хотелось знать, кому я доверяю жизни своих друзей и мою собственную.
Сольвейг широко улыбнулась. Без капли тепла.
— Чушь собачья, — припечатала она. — Какая конспирация, Наклз! Можно подумать, что ваш бред во время пневмонии слушала не я, а добрые Заступники. И уколы, надо думать, тоже они вам кололи, не говоря уже о прочих менее приятных надобностях. Вы могли бы просто спросить меня в лоб, говорю ли я на рэдди. И я бы ответила, что у меня по языкам всегда было, гм, «весьма слабо» и то только потому, что я по молодости умела строить преподавателям глазки. От рэдди я с большим удовольствием отказалась на третьем курсе и до сих пор ни разу об этом не пожалела. Я врач, а не переводчик. Сейчас я знаю пару названий трав на рэдди. Но разговорным языком не владею. Вас это, я так понимаю, устраивает?
Наклз скрестил руки на груди и кивнул:
— Абсолютно верно.
— Мои «весьма слабо» по каким-нибудь еще общим дисциплинам вас интересуют? Давайте я сразу сознаюсь, что трижды заваливала философию, пока не догадалась сходить с доцентом в ресторан.
— Нет, такие подробности меня не интересуют.
— Вы меня заинтриговали, — фыркнула Сольвейг. — Однако тут у нас получается любопытный гибрид медицинской тайны и тайны исповеди. Впрочем, дело ваше. Не сочтите за бестактность, Наклз, а как же вы ходите во Мглу обычно? Ведь тот, кто держит страховку, слушает ваш бред, нет? Или вы принципиально доверяете свою драгоценную жизнь только неучам?
— Нет. Я обычно спускаюсь один. А когда еще состоял в штате при полку — да, старался избавиться от слишком умных некромедиков. Есть такое профессиональное поверье, умный некромедик — мертвый маг. Но тут у нас особенный случай. Если я умру, любой идиот догадается проверить, что же это такое любопытное я пошел делать. И операция может провалиться, даже если ее начало пройдет успешно. Допустим, если станут прочесывать узловые станции. Вот поэтому вам придется меня откачать, чтобы я прожил еще хотя бы недельку, а там их уже будет — ищи-свищи. Это все, что от вас потребуется, миледи Сольвейг. Ничего более.
Сольвейг поднялась из кресла, прошлась по комнате, замерла напротив Наклза и поджала губы:
— Что ж, Наклз, я все поняла. Я на ваши вопросы ответила. А теперь вам придется ответить на мои.
— Разумеется. Слушаю вопросы.
— Медицинская тайна и все такое прочее, разумеется, обещаю и клянусь сохранять конфиденциальность, — фыркнула женщина. — Как у вас с печенью дела обстоят, Наклз?
Маг понял, что его ждет допрос. Суровый и беспощадный, в славных нордэнских традициях. И это был тот редкий случай, когда врать не стоило. Наклз вздохнул:
— Лучше, чем у большинства моих коллег. По крайней мере, о ее существовании я пока знаю из анатомических пособий, а не по собственному горькому опыту.
— С сердцем?
— То же самое.
— Так не бывает. Человек, у которого есть хотя бы десяток спусков во Мглу, не может быть здоров как бык.
— Я не сказал, что здоров. Я сказал, что у меня не болят сердце и печень. Разве что на мигрень пожалуюсь, если настаиваете. Еще мне не нравится ваш климат, и каждую весну я валяюсь в постели с жутким кашлем, но это к делу отношения не имеет.
— Блестяще. Мне это очень помогло, — едко отозвалась Сольвейг. — Сейчас пропишу микстурку от кашля и в рай! Едем дальше. Сколько спусков во Мглу уже сделали?
— Не знаю. Не меньше двух тысяч.
Сольвейг присвистнула.
— М-да, Наклз. Все мои академические знания говорят о том, что вы уже мертвы. Но для трупа — уточняю, только для трупа — вы неплохо выглядите. Более двух тысяч. Специализируетесь на защите текущих вероятностей или построении новых? Впрочем, глупый вопрос. Защитники гражданство дольше зарабатывают и, как правило, до него не доживают. Итого, разрушитель. Класс?
— Второй.
— А на самом деле?
— А на самом деле не проходил вашей аттестации.
— Имперскую проходили, — оскалилась Сольвейг. Наклзу только и осталось, что губы поджать:
— По документам — второй.
— Мне вам справку к больному месту, если что, приложить? «По документам»…
— Да не знаю я! Не до того было. Купил второй, это было удобно.
— Хорошо выкрутились. Только не выкручиваться надо, а правду говорить, мне-то набрехать дело нехитрое, а вот есть у нас одна знакомая старушка с косой, от которой хрен отбрешешься… Дозу рассчитывать буду я. Нет, Наклз, это не являлось вопросом. Я не очень люблю, когда люди умирают у меня на руках. При моей профессии это неизбежно, но я не вижу смысла лишний раз рисковать своим душевным равновесием.
— Тогда можете считать меня разрушителем второго класса.
— Почему не первого?
— А вы что, правда знаете, как откачать разрушителя первого класса? — в свою очередь не без яда поинтересовался Наклз. — Про такое, извините, только в бульварных романах пишут. Там у вероятностников еще часто бывает шикарный внешний вид и страстное влечение к земным радостям. То есть все те вещи, которых в жизни у нас обычно не наблюдается.
Глаза Сольвейг сверкнули:
— Моя мать, чтобы вы знали, «откачивала» Квестиала Мертея после Саллежского землетрясения, — довольно резко заявила она.