Время жестких мер

Пронин Алексей

– Какие двадцать, Натка, минут сорок, да и то с гаком, – убежденно заявил тот, что был наблюдательный. Хлопнул Павла по плечу – как-то быстро их отношения стали панибратскими. – Мы в чужие дела, мужик, не лезем, да и тебе не советуем, но раз уж ты влез в такое дерьмо… В общем, подъехала машина к восемнадцатому дому – зуб даем, подъехала. Минут сорок – ну, может, пятьдесят. Встала, кто-то в дом потопал, мы не видели. Не лезем мы в чужие дела, корешок. Ну, посидели еще тут, выпили культурно, отъехала машина. Не кричал никто, не гомонил…

– Не, пискнул кто-то, – встряла девица.

– Сама ты пискнула. – Она и впрямь пискнула, говорящий ущипнул ее за попу. – Хотя, может, и пискнула, бабы,

они всегда слышат то, что хрен нормальные люди услышат. А потом машина отъехала. Мимо нас покатила, туда. – Он махнул на север.

– Мужики, вы хоть запомнили, какая машина? – взмолился Смолин.

– Фургон, – сказал один.

– «Газель», – сказал другой.

– Ну, будка такая, в них мебель возят, хлеб, – сказал третий. – А какого цвета, уж не взыщи, ночью не видно.

– Долбани, старичок, – сказал четвертый и подступил к горлу с наполненным до краев стаканом. Смолин долбанул. Хуже не будет. Информация просто умиляла. Сколько в городе «Газелей», оборудованных для перевозки грузов?

Интересно, что он будет делать завтра – если сегодня целый и невредимый доберется до дому?

ГЛАВА ПЯТАЯ

В памяти остался удар – роковой, переломный. И все. Она не была Кирой Князевой. Никогда не рожала. Не было Максима, не было квартиры на Депутатской, розового «Витца». Не было подруги Василисы. Она забыла, кого любила в своей постели…

А ведь точно кого-то любила. А теперь не могла представить его лицо, голос, остались лишь ощущения от приятных прикосновений и странная мысль, что кому-то в этом мире она, возможно, нужна. Старое, доброе темное прошлое не желало возвращаться. Она не знала человека, но продолжала его любить?

Две сущности бились в ней смертным боем. А потом машину тряхнуло на ухабе… и не осталось ни одной. Она лежала в маленьком, тесном, грязном кузове, руки были связаны за спиной, рот забит кляпом – качественно, почти до желудка.

В головной части кузова было зарешеченной оконце, оно пропускало немного света – этот свет и позволил определить, где она находится. Машину болтало. Не могли найти другой машины? Обычный грузовой фургон. Стальной кузов, створки заперты снаружи, липкий пол, какие-то поддоны, запасное колесо, упертое в задний борт. По полу катался полиэтиленовый пакет с тряпками. Попытка выдавить кляп языком не увенчалась успехом. Тогда она осмотрелась и обнаружила торчащую из борта шляпку гвоздя. Она уперлась ногой в отстоящий борт, подалась вперед. Шляпка замаячила в угрожающей близости от лица! Машина сбавила ход, остановилась, хлопнула дверца, кто-то ненормативно ругнулся, распахнулась крышка капота. Она стала цепляться кляпом за гвоздь – удалось. Скомканная ветошь, пропахшая мазутом, зацепилась за шляпку. Она потащила прочь свою несчастную голову, стала изворачиваться… и вскоре уже изливала рвоту. Взывать о помощи, конечно, смысла не было. Похитители живо вернут статус-кво, да еще и по физиономии надают. Оставалось освободить руки. Завязали их не очень туго – бельевой веревкой. Узел растянулся, осталось чем-то перепилить. На глаза попалась откидная лавка, зазубренная стальная кромка – к ней она и подалась. Но водитель уже устранил неисправность, хлопнула дверца, машина завелась и покатила в неизвестность. Но она не падала духом. Соорудила из тела замысловатую конструкцию и добилась своего! Теперь она была полностью свободна – не считая того, что находилась в запертой машине и в халате на голое тело. Взгляд остановился на пакете с тряпками. Кинулась к нему, вывалила на пол. Отлично – в нагрузку к бренному телу похитители прихватили кое-что из одежды: джинсы, тапочки для усопших, плотный свитер. Позаботились и о нижнем белье – правда, в подробности не вникали, сунули

до кучи кулек со старыми бюстгальтерами и трусиками. Выбора не было – она лихорадочно переоделась.

И тут по позвоночнику пополз холодок страха. Дело даже не в похищении. Событие, конечно, безрадостное, но по сравнению с тем, что ей открылось… Что предшествовало «киднеппингу»? Она очнулась на полу. ВСЕ. На этом память обрывалась и вырастала стена. Мурашки ползли по коже. Она сидела на полу, вцепившись в борт, пыталась осмыслить шикарную новость. Она – это она, ее руки, ее ноги, родинка под ушной раковиной, которую не видно, но она есть. Одежда, тапочки. Но она НИЧЕГО НЕ ПОМНИЛА. Откуда ее похитили, кто она такая…

Форменный вздор. Нет, сейчас пройдет, был шок, с минуты на минуту память восстановится. Она зажмурилась, глубоко вдохнула, задержала дыхание…

Номер не прошел. Она не знала своего имени. Не знала, кто она такая, где и с кем живет, чем занимается, почему кому-то понадобилось ее похищать…

Ничего себе заявочка…

Она решила зайти с другого конца и стала думать о том, что знала. А знала про страну, в которой живет, в каком городе, кто такие Джон Траволта, Штирлиц и Тинто Брасс, сколько ей лет, знала, что на дворе осень такого-то года, скоро выборы в Думу, прекрасно представляла лицо президента, премьер-министра и даже помнила кличку его собаки. Ну что ж, не все так безнадежно в сложном устройстве под названием голова. Медицина шагнула вперед, сострадательные люди в белых халатах придут на помощь, вот только как бы вырваться из кузова?

Она подползла к двери, подергала. Закрыто. Подалась обратно, прильнула к окошку. В кабине просматривались две головы – не сказать, что обильно заросшие волосами. Она застучала в решетку.

– Эй, уроды!

Машина вильнула. Водила грязно выругался. Второй повернулся, вскинул руку, и стеклянное оконце отъехало в сторону. Вместе с решеткой. Образовалась морда размером с луну. Она попятилась, потеряла равновесие и плюхнулась на пятую точку.

– Здрасьте! – радостно известила морда. – Глянь, Толян, наша крошка выпуталась и сменила прикид. С пробуждением, барышня!

– Пошел ты лесом, – ругнулась она. – Что вы делаете, изуверы?

– А что мы делаем? – изумилась морда. – Сидим, никого не трогаем.

Оба беззлобно заржали. В свете фар под колеса уносилась проселочная дорога. Островки чертополоха и подорожника вдоль обочин, колея, продавленная грузовиками. «Почему эти черти не прячут лиц? – пронеслась тревожная мысль. Дураки? Или…»

– Послушайте, вы можете что-нибудь объяснить?..

– Другие объяснят, крошка. А ну, отпрыгни от окна, а то живо свяжем и в рот чего-нибудь засунем… – Какой-то патологический был у него смех. Он перестал смеяться и засвистел.

– Не свисти, – хмуро буркнул водила, – ментов насвистишь.

– А я в приметы не верю. Держи конфетку, крошка. – Похититель швырнул засаленную карамельку и с лязгом задвинул оконце.

Делать было нечего, она развернула обертку, отправила карамельку в рот и отползла за разбитую лавку. Она умела общаться с людьми, знала какие-то слова – уже неплохо. И вновь она пыталась сосредоточиться, извлечь из закоулков памяти хоть что-то. Ведь не могло отрезать полностью! Откуда тогда знать, что потеря памяти называется амнезией? Что бывает память биографическая, фотографическая, краткосрочная, долгосрочная? Стена в сознании не распадалась. Требовался толчок. Она вернулась к окошку, прижала ухо к решетке. Похитители приглушенно переговаривались. Дребезжал изношенный мотор. Они о чем-то спорили. Водитель выражал сомнение в успехе мероприятия, а второй доказывал, что ничего страшного, на хозяина можно положиться. Водитель долго молчал, вертя свою баранку, затем отчетливо произнес: