Время жестоких чудес
Шрифт:
Тихий шорох за спиной отвлек Алека от раздумий, он бросил руку к мечу, но тут же расслабился, узнав.
– Это я…
– Привет.
– Светлый день. Будет.
Лина подошла, встала рядом, они какое-то время молчали, глядя, как медленно синеет небо на востоке.
– Чего не спишь?
– Бессонница… – Лина повернулась к нему. – Не припомню, когда мы
– А я припомню. – Алек обнял жену, напоминая.
– Да, верно… наверное, тогда… – Она замолчала.
– Что?
– Да нет, ничего…
– Все хорошо? – спросил он.
– Да, все отлично…
– Ты пряталась от меня вчера?
– Нет… я просто… занята была.
– Знаю чем. Видел вас утром на поляне, старик опять за старое?
– Угу… – Лина отвечала односложно, потом и вовсе стала отмалчиваться. Алек вздохнул и сказал, как бросаясь в ледяную воду:
– Скоро осенние праздники.
– Да.
– Я ваших обычаев почти не знаю.
Девушка отвела взгляд от горизонта, непонимающе посмотрела на Алека.
– Расскажи, как это будет, – попросил он.
– Что?
– Наша свадьба.
Взгляд ее стал испуганным.
– Алек…
– Конечно, если ты согласна…
– Я… Удачно, что ты… сам об этом… – Лина запиналась растерянно. – Потому что мне нужно кое-что тебе сообщить…
– Меч у тебя не для того, чтобы за него держаться!
Лина, бурча под нос, позвала выбитый меч. Дядя мгновенным кружением за спиной кинул свой шинай из руки в руку, и девушка с трудом парировала удар по чудной траектории, едва опять не выпустив меч.
Утречком старому мыследею взбрела в голову мысль поразмяться. Сначала он вызвал полдюжины учеников и бился со всеми разом, а когда ни один из них уже не в состоянии был поднять меч, наставник взялся за племянницу.
– Стойку прочнее и гибше! К бою! Тьфу, ну кто же так дышит?! – вопил он на всю долину.
Старик и девушка кружились в круге, обмениваясь ударами, уходя и парируя.
– Отставить. – Майнус опустил меч. – Что-то ты
Лина, тяжело пыхтя, забрала у дяди меч и вернула оба шиная в стойку. Она уже совсем собралась уйти с игровой поляны, но оглянулась, не получив привычного последнего залпа напутствий и критики.
Майнус стоял посреди круга неподвижно, вытаращив слепые глаза, обратившись в каменную статую, и только крылья носа вздрагивали. Потом широкая ладонь загребла воздух в том месте, где только что стояла Лина, Майнус поднес ладонь к лицу, втянул носом.
– Ну-ка, поди сюда! – велел он. Лина подошла, и Майнус прислушался к ее дыханию, потом обошел, принюхиваясь.
И начал тихо смеяться.
– Жива… и все чудеса ее… чудесные… и особенно… чудесатые! – Между каждым словом он икал. – Ты… ты ж… беременна!
– Я – что? – переспросила Лина.
– Беременна!
– Беременна?.. Кто, я?..
– Нет, Свет Всевеликий, я!
– Но… но…
Лина потупилась, заалела, как маков цвет, пролепетала:
– Как… беременна?
– Как, как… Полагаю, традиционным способом! Нового еще не придумали. Ах я дурак слепой! Проглядеть… Кто?
Лина не ответила, но ответ Майнусу не был нужен:
– Ах я дхоу безглазый! Тебе что, мать ничего… ну да, конечно, как же иначе! Ее маленькой дочке пока рано…
– Дядя… – жалобно сказала Лина, вжимая голову в плечи, ожидая громов и молний.
Майнус засмеялся чисто и весело, подняв слепое лицо к небу, и старому мыследею показалось, что он видит синь.
Алек стоял как пришибленный громом. Лина смотрела на него смущенно, не дождавшись другой реакции, кроме моргания и хватания ртом воздуха, неловко улыбнулась:
– Вот такие дела…
– Да уж, дела… – прошептал Алек.
И, не найдя других слов, просто обнял ее.
Над лесом зажглась золотая кромка рассвета, и ликующее утро, утро последнего дня лета, вошло в мир.