Время жестоких чудес
Шрифт:
– Но…
– Но пальцы у нее чистые и уши не разрезаны. Странно, правда? – Девушке не сиделось за столом, она ходила из угла в угол, что-то разминала в ступке, глядя искоса на Алека. Юноша не переставал думать о смерти, прошедшей совсем рядом – «вот на столько не достала»…
Случается в жизни человека страшный миг, когда он осознает, что смертен.
Мысль о смерти – как кислота, которой можно испытать дела своей жизни. Истинные из них только те, которые не растают
Утром Алек дивился, с каким трудом выполняют товарищи простое в общем-то упражнение. Когда подошла его очередь, он встал в круг, поднял один камень, второй, третий…
Невольно вспомнились его упражнения в Школе и те испытания после Избавления. Не отвлекаться… Пятый… шестой…
Когда седьмой камень взмыл вверх и присоединился к остальным, Алек понял, что вернул себя, каким он был до экзорцизма… и стал еще сильнее. После девятого камня внимание стало разбегаться.
Одиннадцать… Двенадцать…
Уже тринадцать камней величиной с голову тролля висели в воздухе.
Собственно, испытание он уже прошел, камней должно быть семь, но ему хотелось достигнуть предела… и превысить его.
– Хватит хвастаться, – достиг сознания чей-то голос.
Едва до Алека дошло, что его могут счесть хвастуном, все его сосредоточение развалилось, как домик из плашек бересты. Камни посыпались вниз, глубоко вонзаясь в траву.
Испытание пройдено.
Алек прошел в толпу, к друзьям, искоса посмотрел на Лину.
– Подумаешь, камни, – фыркнула Лина. – Мелочь.
Алек почувствовал, что его уши горят. Ему уже не раз казалось, что Лина умеет читать мысли. По крайней мере его мысли она угадывала часто. У Кристы это тоже неплохо получалось.
– Хочешь меня впечатлить? Пойдем.
Они протолкались через толпу, вышли на поле. Лина остановилась на опушке леса, около ручья, кивнула на мшистый валун, до половины вросший в землю.
– Вот это не мелочь?
Один камень в семьдесят мерок поднять легче, чем семь камней в десять мерок – ровно в семь раз. Важен не вес, а количество векторов контроля… Алек фыркнул и закрыл было глаза, собирая себя в себе, но Лина дернула его за рукав.
– Нет. Сразу.
Алек уставился на нее: ты пошутила, да? Девушка ухмылялась: в бою у тебя не будет секунд, чтобы сосредоточиться.
Алек задрал голову и отступил на шаг, чтобы полностью разглядеть камень. Кивнул и приник к камню, почти обняв, потом отпрянул и махнул рукой.
Секунду ничего не происходило, потом валун дернулся в земляном гнезде. Камень во много раз превосходил все, что Алеку случалось поднимать до этого, и весил, пожалуй, в двадцать раз больше самого юноши. Ему случалось создавать и большие системы контроля, во время управления погодой разум синоптика вбирает в себя огромный объем воздуха, но воздух текуч и все-таки легче камня, хоть сколько Майнус тверди, что разница в весе несущественна…
Неохотно,
Алек тянул валун все выше и выше, пытаясь поднять до вершин деревьев.
– Не мелочь? – хрипло спросил он, стирая контроль из Узора. Камень ударился оземь, и земля вздрогнула, из-под валуна сочилась мутная вода.
– Не мелочь?
– Не мелочь, но… Опять, ну сколько тебе говорить! – Лина подошла, взяла его за руку, Алек чуть не заорал от боли. – Смотри!
Рука была испещрена красными точками, вены ярко выделились, лунки ногтей налились дурной синевой.
– Теперь шкурка слезет. Сколько раз тебе говорили, что нельзя использовать жест в качестве опорной точки для воздействия на Узор?! В качестве вспомоществования – можно, но в качестве основы – ни-ни! Ни жест, ни слово – только мысль! Ну вот, кровь! Запрокинь голову!
Шмыгая раскровавленным носом, Алек произнес гнусаво:
– Да егунда, пгосто слегка устал…
– Устал! – Треск ткани, Лина сбежала к ручью. – Ты знаешь, что могло бы… Могло бы быть всякое! Больше не делай так без необходимости!
Интересно, подумал Алек, кто, собственно, заставил меня сделать это?
На нос ему шлепнулась холодная примочка.
– И еще… – Лина оглянулась по сторонам, потом пододвинулась очень близко: – Не говори об этом остальным. Тебя живо вышвырнут…
– За это? – Алек дернул подбородком в сторону камня.
– Нет, за это, – пародируя его жест, девушка взмахнула рукой. – Жестование – серьезная ошибка.
На опушке леса близ игровой поляны были вкопаны столбы, изъязвленные метками ножей, копий, стрел. Сейчас они должны послужить другой цели.
Стояние на столбах считалось простым испытанием. Следовало нагими простоять на столбах всю ночь, при этом заживив полученные в предыдущих испытаниях раны и синяки.
– Век назад нас бы привязали к столбам, – сказал Дим, стоящий слева, и повесил голову.
– Сейчас испытания труднее, – сказала правая соседка, Алия, и замерла, не моргая и вроде бы даже не дыша.
Алек встал поудобнее – верх его столба был срезан косо. Выдохнул, бросая себя в Живу, и занялся царапиной на бедре.
Целительство всегда плохо ему давалось, но времени было предостаточно, и после полуночи Алек очнулся. Раны напоминали о себе только тупой болью.
На окраину деревни вышли василиски, грызли столбы, чуя на дереве кровь участников. Их не гнали – хоть какое-то развлечение. Василиски рычали, пытались забраться на столбы, ученики сбрасывали их легкими импульсами. Василиски не уходили, эти пресмыкающиеся с их тупым мозгом были начисто лишены обычного для зверей почтительного страха перед человеком.
Вдруг василиски поднялись на дыбки, прислушиваясь к чему-то, а через мгновение порскнули в разные стороны. На поляну выбралась огромная тень, заворчала утробно.