Время жить и время умирать

Ремарк Эрих Мария

Гребер вынес из комнаты Элизабет старинное кресло и уселся в него. Рядом он поставил чемоданы, ранец и другие вещи. Он попытался было снести их в один из уцелевших домов. В двух квартирах ему даже не открыли, хотя в окнах виднелись лица жильцов, в другие его не впустили, там было уже битком набито. В последней квартире какая-то женщина накричала на него:

— Выдумали еще! А потом и жить здесь останетесь!

Тогда Гребер отказался от поисков. Вернувшись к вещам, он обнаружил, что исчез сверток с хлебом и провизией. Позже он заметил, что семейство, сидевшее

за столом, украдкой ест. Отвернувшись, они время от времени что-то совали в рот, но это могла быть и их собственная провизия, которой они ни с кем не хотели делиться.

Вдруг он увидел Элизабет. Она пробралась через оцепление и теперь стояла на виду, озаренная отблесками пожара.

— Сюда, Элизабет! — крикнул он и вскочил.

Она обернулась, но заметила его не сразу. Фигура ее темнела на фоне огня, только волосы светились.

— Сюда! — крикнул он еще раз и замахал рукой.

Она подбежала к нему.

— Это ты? Слава богу.

Он обнял ее.

— Я не мог пойти на фабрику встретить тебя. Пришлось сторожить вещи.

— Я решила — с тобой что-то случилось.

— Почему же со мной должно было что-то случиться?

Она прерывисто дышала, прижавшись к его груди.

— Черт меня побери, об этом ведь я и не подумал, — проговорил он ошеломленно. — Я боялся только за тебя.

Она взглянула на него.

— Что здесь происходит?

— Да вот, дом загорелся, началось с крыши.

— А с тобой — ничего? Я боялась только за тебя.

— А я за тебя. Сядь сюда. Отдохни.

Она все еще не могла отдышаться. Гребер увидел у края тротуара ведро и рядом чашку. Он подошел, зачерпнул воды и подал Элизабет.

— На, выпей глоток.

— Эй вы? Это наша вода! — крикнула какая-то женщина.

— И наша чашка, — добавил двенадцатилетний веснушчатый мальчик.

— Пей, — сказал Гребер Элизабет и обернулся. — А как насчет воздуха? Он тоже ваш?

— Отдай им воду и чашку, — сказала Элизабет. — Или лучше вылей ведро им на голову.

Гребер поднес чашку к ее губам.

— Ну нет! Выпей. Ты бежала?

— Да, всю дорогу.

Гребер подошел к ведру. Женщина, поднявшая крик из-за воды, принадлежала к тому семейству, что сидело за кухонным столом. Он зачерпнул вторую чашку, выпил ее до дна и поставил на место. Никто не сказал ни слова; но пока Гребер возвращался, мальчик подбежал к ведру, схватил чашку и поставил ее на стол.

— Свиньи, — заявил привратник, обращаясь к сидевшим за столом. Он проснулся, зевнул и тут же снова улегся. Крыша первого дома обвалилась.

— Вот вещи, которые я вынес, — сказал Гребер. — Тут почти все твои платья, фотография твоего отца и постель. Могу попытаться вытащить кое-какую мебель. Еще не поздно.

— Оставайся. Пусть горит.

— Отчего? Еще есть время.

— Пусть горит. Тогда всему конец. Так надо.

— Чему конец?

— Прошлому. Нам с ним нечего делать. Оно нас только связывает. Даже хорошее, что в нем было. Нам надо начинать все заново. Наше прошлое обанкротилось. К нему нет возврата.

— Но мебель ты могла бы продать.

— Здесь? — Элизабет огляделась. — Не

можем же мы устроить на улице аукцион. Посмотри, мебели слишком много, а квартир слишком мало. И так будет еще очень долго.

Снова пошел дождь. Он падал крупными теплыми каплями. Фрау Лизер раскрыла зонтик. Какая-то женщина, спасшая от огня соломенную шляпу с цветами и для удобства нацепившая ее на себя, теперь сняла ее и сунула под платье. Привратник проснулся и чихнул. Гитлер на писанной маслом картине фрау Лизер проливал слезы под дождем. Отстегнув от ранца плащ-палатку и шинель, Гребер набросил шинель на плечи Элизабет, а плащ-палаткой прикрыл вещи.

— Надо подумать, где провести эту ночь, — сказал он.

— Возможно, дождь потушит пожар. А где будут спать остальные?

— Не знаю. Об этой улице словно забыли.

— Переночуем здесь. У нас есть все, что надо, — постели, шинель, плащ-палатка.

— А ты сможешь здесь спать?

— Думаю, когда человек устал, он может спать везде.

— У Биндинга есть свободная комната. Но туда ведь ты идти не захочешь?

Элизабет отрицательно покачала головой.

— Потом есть еще Польман, — продолжал Гребер. — В его катакомбах место найдется. Я спрашивал его несколько дней назад. А все временные помещения для пострадавших, наверно, переполнены — если они вообще существуют.

— Подождем. Наш этаж еще не горит.

Закутавшись в шинель, Элизабет сидела под дождем, но не казалась подавленной.

— Хорошо бы чего-нибудь выпить, — сказала она. — Не воды, конечно.

— Кое-что у нас найдется. Когда я укладывал вещи, между книгами мне попалась бутылка водки. Мы, видно, о ней забыли.

Гребер развязал узел с постелью. Бутылка была запрятана в перину, поэтому она и не попалась под руку вору. Там же был и стаканчик.

— Вот. Но пить надо осторожно, чтобы другие не заметили. А то фрау Лизер, пожалуй, донесет, что мы издеваемся над национальным бедствием.

— Если хочешь, чтобы люди ничего не заметили, не надо осторожничать. Этому я уже научилась. — Элизабет взяла стаканчик и отпила. — Чудесно, — сказала она. — Именно то, что мне было нужно. Прямо как в летнем кафе. И сигареты у тебя есть?

— Захватил сколько было.

— Хорошо. Значит, у нас есть все, что нужно.

— Может быть, все-таки вытащить кой-какую мебель?

— Тебя все равно не пустят наверх. Да и на что она нам? Не станем же мы тащить ее с собой туда, где сегодня будем ночевать.

— Один может ее стеречь, пока другой поищет пристанища.

Элизабет покачала головой и допила водку. В эту минуту крыша ее дома рухнула. Стены, казалось, покачнулись, и вслед за тем провалился пол верхнего этажа. Жильцы на улице завопили. Из окон брызнули искры. Языки пламени взвились по гардинам.

— Наш этаж еще держится, — сказал Гребер.

— Теперь уж недолго, — возразил кто-то за его спиной.

Гребер обернулся.

— Почему?

— А почему вам должно повезти больше, чем нам? Я прожил на том этаже двадцать три года, молодой человек. И вот теперь он горит. Почему не сгореть и вашему?