Время жить
Шрифт:
Я откинулся на спинку кресла, отсалютовал бокалом и только сейчас почувствовал, как истончается, развеивается, осыпается мельчайшей пылью камень, до этого момента незримо, но ощутимо давивший на плечи.
* * *
После двух лет, наполненных сначала страхом, потом паникой, потом глухой безысходностью и горечью эта поездка стала отдушиной, тем самым глотком свежего воздуха, которого мне не хватало.
Здесь, со своей семьей, я получил то, чего мне не мог дать даже Поттер - шанс почувствовать себя прежним. Иллюзию, что все хорошо, что нет
Мне казалось, что долгое время я был связан по рукам и ногам, а теперь вдруг разом сбросил все веревки.
Никогда не думал, что буду искренне наслаждаться самыми простыми вещами - тем, что не нужно вставать в шесть утра; что не нужно идти в больницу Святого Мунго, один вид которой вызывал у меня тошноту; что не нужно выплясывать перед Макгонагалл, министром и высокими гостями, тщательно обдумывая и взвешивая каждое слово. И тем, что, в конце концов, рядом со мной моя семья.
Стоило потерять все, чтобы научиться ценить такие, казалось бы, совершенно привычные и обыденные мелочи.
И если бы не дикое желание увидеть Поттера, проснувшееся уже к концу первой недели - я, пожалуй, всерьез подумал бы, не остаться ли здесь навсегда.
Днем мне по Поттеру скучать было некогда: мать жаждала узнать все о моей домашней и личной жизни, отец - о жизни общественной. К тому же, мама считала своим долгом брать меня с собой, когда отправлялась в гости, так что уже через неделю я перезнакомился, пожалуй, со всеми влиятельными персонами магической Франции и с их детьми. И, если бы не чересчур назойливое внимание со стороны молодых незамужних девушек, я остался бы даже полностью доволен.
Но дни заканчивались, и, лежа в постели, я вспоминал о Поттере. Не о сексе - а о каких-то дурацких разговорах, мелочах, которые казались совсем не важными, а сейчас почему-то приобрели огромное значение: движениях пальцев, сжимающих палочку, привычке сбрасывать с себя одеяло, подолгу торчать в душе, закусывать губу, читая какой-то особенно интересный фрагмент в книге. Жесты, мимика, несвязные обрывки каких-то фраз - все это вспоминалось ночью, в неясной размытой дремоте, на грани сна и бодрствования.
Приходил он ко мне и во снах - в них мы были свободны, летали на драконах, играли в квиддич и смеялись, валяясь на траве, не обращая внимания ни на кого. Просыпаясь, я старался удержать ускользающие сновидения, поймать их за кончик шлейфа, но они неизбежно таяли, растворялись в новом дне, оставляя после себя терпкую горечь и мурашки, бегущие по коже.
Несколько раз я ловил себя на том, что неплохо было бы написать Поттеру письмо - но каждый раз останавливался, не выведя ни строчки. Слова не хотели ложиться на бумагу, я не знал, как и что говорить. Я умел составлять и длинные витиеватые послания, и пошлые любовные записки, но это все было не то. С Поттером нельзя было притворяться,
Но к концу второй недели я все-таки не выдержал - ушел в свою комнату пораньше, достал пергамент, и углем набросал несколько рисунков. В конце концов, художник, в отличие от рассказчика, из меня был неплохой.
Почтовая сова, к лапе которой я привязал довольно объемное письмо, смотрела на меня укоризненно - ей не хотелось лететь в такую даль, в Лондон, а потом искать площадь Гриммо и дом, скрытый и от маггловских, и от волшебных глаз.
– Осторожнее с письмом, - строго напутствовал ее я.
– Оно очень важное.
Птица только недовольно ухнула и клюнула меня в палец, прежде чем сорвалась с места и вылетела в узкое окно.
На выходе из совятни я наткнулся на маму - подхватив меня под локоть, она направилась в малую красную гостиную, где в такой поздний час только едва теплился камин и ровным волшебным светом горела лампа.
Оказавшись в комнате, она закрыла дверь и взмахнула палочкой, накладывая заглушающее заклятье.
– Мама?
– осведомился я, наблюдая за ее манипуляциями.
– Все в порядке?
– Да, конечно, - она немного нервно и устало улыбнулась.
– Давай присядем, дорогой.
Мы опустились в глубокие мягкие кресла, придвинутые к камину, и мама снова взмахнула палочкой, призывая два бокала, наполненных сидром.
– К чему такая секретность?
– я взял свой бокал.
– Мне просто не хотелось, чтобы нам мешали. Драко… наверное, мой вопрос покажется очень странным и неожиданным, - я внутренне подобрался, ожидая худшего и стараясь внешне выглядеть невозмутимым, - но как дела у Андромеды?
Наверное, облегчение все-таки ярко отразилось на моем лице, потому что мама тут же насторожилась и уточнила:
– Ты что-то скрываешь?
– Нет… ничего серьезного, - беззаботно отозвался я.
– Я встречался с ней.
– Да?
– мама оживилась.
– Она в порядке?
– Почему бы тебе ей не написать?
– поинтересовался я, делая глоток.
– Мне кажется, она была бы не против. По крайней мере, со мной она была вполне дружелюбна, и, кстати, тоже интересовалась тем, все ли с тобой в порядке. Вы же сестры.
– Мы не общались много лет, - вздохнула мама.
– Когда Андромеда сбежала с этим грязнокровкой…
– Магглорожденным, - мягко поправил я, и мамины глаза удивленно вспыхнули.
– Магглорожденным, - кивнула она.
– Мы какое-то время еще переписывались, я даже высылала ей деньги, но потом вышла замуж за твоего отца. И ему это… не нравилось. Ты знаешь, я люблю и уважаю Люциуса, - поспешно добавила она, как будто я мог в этом усомниться, - но порой он бывает чересчур категоричен. Ну и, к тому же, мы принимали у себя Темного Лорда - а тогда он был очень силен и очень хорошо умел убеждать.