Время жить
Шрифт:
– Мам, я сам записался на курсы информатики. Сейчас собираюсь идти на них.
– Ох, дорогой, какой ты молодец. Мне стоит обрадовать всех, – ее глаза будто загорелись.
– И может, хватит контролировать каждый мой шаг? Я не ребенок, мне почти восемнадцать.
– Поверить не могу, что наш Леша сам решил дополнительно заниматься информатикой, – продолжала Ангелина, игнорируя слова сына.
– Ага, – сухо ответил он, закрывая за собой дверь.
Конечно, ни на какие курсы он не записался.
До встречи полчаса, а Романов уже бежит к автобусу. Он был горд собой –
– Добрый день, Вы готовы сделать заказ? – дружелюбно спросил робот-официант, поднимая пиксельные уголки губ (если их можно было так назвать) вверх. Он выглядел дружелюбно, будто и не робот вовсе. И только белая стальная кожа выдавала его. Он был одет в аккуратную белую рубашку и бежевый фартучек.
– Да. Можно мне, пожалуйста, салат…– Леша сделал паузу, разбирая, что написано в меню, – греческий. Ни разу не пробовал.
– Его любили в двадцатые годы этого века. Желаете узнать об этом блюде больше?
– Нет, спасибо.
– Ваш заказ: Один греческий салат. Всё верно?
– Да-да.
– У Вас чудесные глаза, многоуважаемый. Они по-особенному отливают золотом.
– Благодарю.
Для роботов комплимент был частью обслуживания, поэтому Романов не впервые слышал такое и почти никак не реагировал. А кафе своей атмосферой и едой все-таки завоевало звание лучшего для Леши.
Робот уехал, а студент принялся ждать заказ. На столе стояла пепельница, на что студент обратил внимание. Он пододвинул её к себе и рассмотрел: красивые объемные узоры, серебристое покрытие, будто она очень старая. Как раз под атмосферу кафе.
За уютными небольшими столиками сидели люди, которые казались очень холодными и отстраненными. Кто-то печатал какие-то тексты (должно быть по работе), кто-то сидел со своей второй половинкой и мило беседовал обо всем, что видит вокруг себя. Как и всегда. Над столами висела странная гирлянда, которая покрывала все вокруг приятным желтым светом. В паре столиков от Леши сидел мужчина средних лет в пастельном костюме. Рубашка была оливковая, она подходила к салфеткам на столе. У него в руках был планшет, а сам он ел странную лапшу, остроту которой студент чувствовал при одном взгляде.
Савелий опаздывал. Романов уже было начал волноваться и обижаться, ведь встреча была назначена на два часа дня, а прошло уже пятнадцать минут. Когда в колледже преподавателя нет пятнадцать минут – разрешают уходить, а здесь приходится ждать.
– Извини, что опоздал! – чуть ли не выкрикнул Савелий, громко падая на диванчик напротив Леши.
– Тише, мы здесь не одни, – строго подметил тот.
– Извини, просто я на эмоциях.
Савелий поёрзал на диванчике, а через пару минут, наконец, успокоился и сел ровно.
– Чем ты был занят? Что-то
– Всё тоже. Историк мне ничего не сказал, я думал уже отложить эту идею…– начал Савелий.
– Опять ты за своё, – перебил его собеседник.
Романову не нравилась тема книг. Это была слишком опасная тема. Тем более для человека, которого собираются делать наследником Третьева. Конечно, Леше не нравилась эта перспектива. Он считал, что ему больше подходит роль веб-дизайнера, нежели президента. Он даже не пытался вникать в политику, а тут такое.
– Ты сам спросил. Пойми, это не так страшно, как говорят люди. Книги ведь не кусаются, – он говорил очень тихо, чтобы никто не услышал.
– Они буквально вызывают галлюцинации. Думай, о чем говоришь. Хуже только наркотики, – так же тихо ответил Романов.
На место книг можно было поставить конфету, о которой ребенку однажды сказали: «Вызывает галлюцинации». Стал бы ребенок ещё хоть раз в жизни трогать эту конфету? Только такой, как Савелий.
– Не правда. Они не вызывают галлюцинации, они развивают фантазию. Как рисунки. Ты ведь представляешь в голове что-то, когда рисуешь? Так и пишут книги. Представляют историю в голове и рассказывают её. Ничего опасного, как многие считают, – тут Савелий тянется к карману и достает оттуда сложенный вдвое листок, на котором что-то написано ручкой, – Вот, взгляни.
На листке было написано неаккуратными буквами, ведь рука не привыкла к письму, а всю жизнь печатала. Буквы то взлетали, то падали ниже строки.
Чем пахнет время? Пеплом. Сырой землей, на которую каждый день падали тела. Слезами, которые проливали люди. Дождливыми теплыми летними ночами, когда кто-то сидел на скамейке у дома и смотрел на звезды, не задумываясь больше ни о чем.
Чем пахнет время? Оно пахнет костром и картошкой, сожженной на углях этого костра. Мокрой травой после ливня и тем прудом, у которого каждый вечер превращался в сказку…
– Это ты написал? – удивился Леша, продолжая рассматривать прописные буквы.
– Да. Я не знаю, как это называется, но про это мне рассказала бабушка. Видишь? Это совсем не страшно. Бабушка говорит, что раньше люди были умнее потому, что читали книги.
– За это могут арестовать, в любом случае. Это опасно, Савелий, – он продолжает крутить в руках бумажку, будто хочет что-то сделать.
– Ты так говоришь, потому что президент промыл тебе мозги. Книги вовсе не опасны.
– Считай, как хочешь. Но никто кроме меня не должен увидеть эту бумажку, – он достал с кармана зажигалку и поджег листик, который в ту же секунду вспыхнул. Савелий широко раскрыл глаза. Леша положил ее догорать в пепельницу, затем посмотрел в глаза друга. – Никогда люди не начнут читать вновь. Это пройденная ступень. Сейчас миром правят технологии. Лучше займись веб-дизайном, – говорит Романов. – Книги – зло, которые прочищают людям мозги.