Время золотое

Проханов Александр Андреевич

Он верил в Русское Чудо, спасавшее Россию каждый раз, когда она безнадежно гибла. Когда смута съедала царство, когда падала власть, когда временщики на троне сменяли один другого. Когда русская история сворачивалась в свиток, как сворачивается горящая береста. И каждый раз таинственной силой кто-то выносил золотистую икону, и за этой иконой из черной бездны выходил народ и воздвигал на пепелище новое царство. Чудом было явление Андрея Боголюбского, перенесшего икону России из гибнущего Киева во Владимир. Чудом было явление Минина и Пожарского, предвосхитивших царство Романовых. Чудом было явление Сталина, «императора» «красной империи».

Бекетов верил в Чудо, молитвенно его приближал. Действовал среди кромешного зла,

сам пропитанный злом.

Теперь он направлял стопы в гости к модной телеведущей Паоле Ягайло. Ее обожала провинциальная молодежь, принимавшая участие в телепередаче «Постель-3». Молодые пары помещались в замкнутое помещение на неделю, за ними велось скрытое наблюдение, и телезрители имели возможность созерцать их соития, омовения в ванне, походы в туалет, ссоры, измены, иногда драки, рыдания и исповеди. Таким образом, обнаруживался внутренний мир молодых самцов и самок, одержимых половыми влечениями. Так ученые наблюдают за крысами, помещенными в бокс. Паола комментировала происходящее в боксе с объективностью зоолога, пересыпая свои комментарии остроумными и пикантными шуточками, получавшими хождение в молодежной среде. Паола слыла светской львицей, без нее не обходилась ни одна блистательная вечеринка. Меняла мужей и поклонников, празднуя с одинаковой пышностью свадьбы и разводы.

Однако в последнее время Паола Ягайло сменила образ. Перевоплотилась из светской львицы в политического деятеля, оппозиционного к Чегоданову. Курьез этой оппозиционности состоял в том, что Чегоданов, мишень ее нападок, способствовал ее карьере. Ибо она была дочерью известного демократа, который в свое время пригрел Чегоданова. Тот работал у отца Паолы до начала своей блистательной карьеры. Чегоданов всю жизнь был благодарен своему патрону. Когда достиг вершин власти, опекал дряхлеющего демократа, помогал выпутываться из неприятностей, а когда тот внезапно скончался, покровительствовал его вдове и дочери. Удивительным было восстание Паолы против своего благодетеля. Необъяснимыми казались ее язвительные выпады против того, кто сделал ее знаменитой и богатой, освятил своим именем ее веселые скандалы и бесстыдные выходки. Именно к ней, вооружившись тайным самописцем, отправился Бекетов, желая вовлечь Паолу в свой рискованный проект.

Свидание состоялось в роскошной квартире Паолы в Южанском переулке. Эта квартира была известна на всю страну благодаря многочисленным интервью, которые Паола давала журналистам в своем великолепном чертоге. То в старомодной аристократической гостиной. То в столовой, оформленной французским дизайнером. То в зеркальной спальне, которой позавидовала бы сама Помпадур. И даже в ванной, где хозяйка, как Афродита, вся в перламутровой пене, поднималась из джакузи.

В прихожей Бекетова встретила служанка с фиолетовой кожей, африканскими белками, малиновыми сочными губами. Она приняла от Бекетова пальто, открывая в улыбке ослепительные белые зубы. Стены прихожей были обиты коровьими шкурами, белыми, золотистыми, черными, пятнистыми. Бекетов подумал, что эти шкуры содраны с тех юношей и девушек, которых Паола запирала в своем телевизионном стойле и превращала в животных.

Из прихожей была видна кухня, с разноцветными ромбами и люстрой, напоминавшей космический корабль. А также, сквозь приоткрытую дверь, сверкала своим кафелем и фаянсом знаменитая ванная, в которой, казалось, плещется невидимое пленительное тело.

Бекетов снял испачканные грязным снегом туфли. Служанка опустила перед ним шлепанцы, отороченные мехом. На каждом сверкал крохотный бриллиант. Служанка помогала Бекетову надеть шлепанцы, и он видел ее бархатную темную грудь. Африканка пахла, как пахнут спелые, истекающие сладостью плоды.

Он вошел в гостиную, в которой не оказалось хозяйки, и у него было время оглядеться. Мебель медового цвета из карельской березы. Атласные, шитые серебром подушки на диване. Полки с коллекцией сосудов

из цветного стекла, и в каждом, уловленный, трепетал голубой, изумрудный, рубиновый луч. На стене, в золоченой раме, портрет отца Паолы, писанный кистью модного художника. Надменное и одновременно трусливое лицо, властный и одновременно пугливый взгляд. Приоткрытые ненасытные губы, готовые вкушать, алкать и непрерывно, без устали, говорить что-то значительное и одновременно бессмысленное. Таким запомнился Бекетову этот демократический вития. Таким его увидел талантливый живописец.

Дверь из гостиной вела в библиотеку, где стояли высокие застекленные шкафы с фарфоровыми вазами. Дальше в приоткрытую дверь виднелась спальня – розово-голубая, с зеркальным блеском, соблазнительная и прельстительная, многократно описанная в бульварных журналах. Место таинственных и сокровенных встреч светской львицы со своими избранниками.

Из этого розово-голубого тумана, из зеркального блеска появилась Паола. Она приближалась к Бекетову в длинных, до пола, мехах, бесшумно ступая босыми ногами, с золотистой античной прической, в которой вольно сплетенная коса была уложена вокруг головы. Ее лицо было белым, с чуть заметным румянцем. Сильный нос, волевой подбородок и мягкие робкие губы делали ее похожей на отца. Бекетов искал на этом лице то знакомое, запечатленное множеством глянцевых фотографий выражение, в котором вульгарное и развратное сочеталось с застенчивым и целомудренным. Что, по-видимому, нравилось олигархическим женихам и богатым любовникам, украшавшим ее куртуазный список.

Она приблизилась к Бекетову, протянула руку для поцелуя. Прикасаясь губами к теплым холеным пальцам, он вдохнул исходящее от нее томительно-сладкое благоухание. Норковый мех колыхнулся, на мгновение блеснула телесная белизна.

– Не удивляйтесь, – обворожительно улыбнулась Паола, оглаживая сияющий мех. – Я примеряла мою новую шубу.

Отводя глаза от струящегося меха, где мелькнула соблазнительная нагота, Бекетов вновь подумал, что Паола превращает обезумевших от похоти провинциальных юношей в тупых бычков, с которых сдирают шкуры. А миллиардеров, посетивших ее спальню, обращает в песцов и норок, из которых шьет себе шубы.

– Здравствуйте, Андрей Алексеевич, рада видеть вас в моем тихом доме. – Царственным жестом она указала Бекетову кресло и сама уселась на диван из янтарной карельской березы. – Что привело вас к скромной девушке, столь далекой от предвыборных бурь и страстей?

Мех закрывал ее ноги, и только прекрасные ухоженные стопы с малиновым лаком ногтей чуть шевелились, дразня воображение.

– Не скромничайте, дорогая Паола. С тех пор как вы оставили шоу-бизнес и стали заниматься политикой, вы на глазах превращаетесь в ярчайшую политическую звезду. Уникальную среди потускневших светил, почти утративших свое излучение. Вы привнесли в политику тончайший эротизм, что делает вас кумиром молодежи. Те, кто когда-то участвовал в вашей волшебной передаче «Постель-3» или смотрел ее, – все они теперь устремились за вами в протестное движение. Вам бы следовало создать партию того же названия. – Бекетов произнес это с дружелюбной иронией, которую уловила Паола, благосклонно кивнув своей античной головой.

– Я не забыла, Андрей Алексеевич, как вы помогали мне найти себя в шоу-бизнесе. Как говорили с продюсерами, руководством телеканала. Тогда они воспринимали ваши указания как волю самого президента. Я считала президента моим покровителем, который платит мне добром за добро, полученное от отца. С тех пор, увы, многое изменилось. Вы ушли из Кремля, не вынесли деспотизма. Я пошла в политику, чтобы отстаивать идеалы, за которые всю жизнь боролся мой отец. Сегодня все граждане должны поднять голос, защищать свои права, свои свободы. Чегоданов, любимый соратник отца, оказался деспотом и тираном. Ему чужды европейские ценности, и он выродился в обыкновенного азиатского самодержца.