Время Зверя
Шрифт:
— Что случилось? — строго спросил я и протянул им на ладони немного проса.
Воробьи вежливо склюнули по паре зерен и наперебой зачирикали о совершенно невероятных вещах.
— На востоке горят леса. Все думают, что это от жары, но мы говорили с сойками, они недавно вернулись оттуда. Это не так, совершенно не так!
— Конкретнее, — потребовал я, протягивая им наперсток с водой.
Птахи попили и немного успокоились.
— Это безликие. Они хотят вас вернуть. Вы нужны им для какого-то важного дела.
— Интересный факт, — сказал я,
— Действительно, — согласилась она. — Но зачем тогда было нас изгонять?
— Что-то здесь не стыкуется, — сказал я и задумался. Я вспомнил и осознал пока отнюдь не все, что было даровано мне от рождения Творцом. Я до сих пор так и не коснулся чего-то главного. Настолько важного, что прочие знания в сравнении с ним терялись и выглядели не крупнее россыпи мелких песчинок рядом с небоскребом. Мне предстояло ещё немало сделать и обдумать, чтобы из пелены, окутавшей мое сознание за время бессознательного рабства у безликих, проступил хотя бы краешек этого грандиозного знания. Я прекрасно понимал, что без него гожусь лишь в криминальные лидеры таких несовершенных и в то же время интересных земных существ…
Неужели все действительно упиралось в амбиции людей? Если сделать некоторые допущения, человечество было вполне способно добиться того, чтобы безликие забыли и о коррекции спирали, и о том, что они хозяева Времени. Люди даже могли бы согнать их с пружины… Весьма вероятно, что безликие этого и боялись… А если это так на самом деле? Недаром же мне не понравилась версия о том, что причиной недовольства Иила послужил прототип гравитонного двигателя. Быть может, старец испугался самих землян? Но почему? Неужели люди дали повод? Выросли до уровня высшего разума? Не рановато?
Воробьи между тем продолжали сидеть неподвижно, а шофер то и дело посматривал на них в зеркало, словно опасался, что может задеть птиц затылком или фуражкой.
Я взглянул на восток и рассмотрел за горизонтом, в сотне километров от города, сплошную стену огня и густого белого дыма. Деревья стонали, теряя листву, кору и задыхаясь без соков земли. Сама земля трескалась от жара и тонула под слоем бездушного пепла. Животных и птиц поблизости не было уже давно. Они бежали, огибая город по широким дугам и тщательно избегая встреч с людьми.
Мысли Огня были, как всегда, сумбурны, но очень просты, а потому понятны. Он был голоден и храбр. Его сила достигла своего пика, и теперь ему было уже не важно, сырыми или сухими ветками и травой собирались откупиться от него Лес и Степь. Он несся со скоростью товарного поезда, постукивая лопнувшей корой деревьев и выстреливая крупными искрами на многие метры вверх. Густой дым застилал испуганное Небо и кружил в издевательской мазурке под крыльями растерянного Ветра. Мой невесомый приятель, в конце концов, впитал в себя безумие бушующего процесса всеобщего окисления и принялся раздувать Огонь, приговаривая, что это «очень веселая игра». Его временное расстройство психики мне не понравилось даже
А ещё мне не нравилось, что животные мигрировали спокойно и грамотно, отнюдь не так, как можно было ожидать от напуганного огнем зверья.
— Что они задумали? — прервала мои наблюдения Надежда. — Хотят нас образумить?
— Скорее пристыдить, — я усмехнулся, — словно не знают, кто мы такие и насколько нам плевать на судьбу всех покрывающих планету лесов…
— Возможно, они рассчитывают на человеческие слабости наших новых тел, — предположила Надежда, — сострадание, любовь, совесть…
— Вряд ли можно перевоспитать хулигана, надев на него смокинг, — возразил я.
— Я-то с тобой согласна, — Она кивнула, — но у безликих на этот счет может быть своя теория.
— Нет, скорее всего они заметили изменения в нас ещё до наказания, ведь мы научились созидать до ссылки, в своем настоящем облике…
— Тогда дело плохо, — Надежда приняла нормальный вид и задумчиво провела алмазным когтем по боковому стеклу, разрезая его пополам. — Я уверена, что мы нужны им не для дела. Раз мы начали прогрессировать, безликие уже не могут нам полностью доверять и использовать в своих тайных делах, следовательно, мы становимся обузой, и нас следует убрать…
— Ты не договариваешь, — сказал я и покачал головой.
— Возможно, — согласилась она, — только если я договорю, это может исполниться, я чувствую настроение произнести Слово.
— Не надо, — я рассмеялся. — В таком настроении лучше заниматься любовью, а не говорить лишнее. У крылатых есть гораздо более важный мотив, чем простое неумение разрывать спираль. Я в этом почему-то уверен. Проклятая амнезия не дает мне понять ход их мыслей до конца, но я найду ответ и на этот, и на множество других вопросов. Я предельно упрям, даже когда цель всего лишь маячит на горизонте…
— И скромен, — заметила Она.
— И это тоже, — смеясь, согласился я. — Но даже если воспользоваться теми крохами знаний, что у нас имеются, намерения безликих становятся не такими уж размытыми. Ты же хотела сказать, что крылатые считают нас даже не обузой, а потенциальными конкурентами, причем весьма серьезными и сильными, а значит, хотят разделаться с нами раз и навсегда. При условии, что мы десятикратно сильнее любого из них — они будут действовать осторожно и хитро, но не успокоятся, пока мы не погибнем. Так?
— Да, — Она оскалилась и глухо зарычала.
— Я думаю, что нам не стоит сердиться, — спокойно заметил я, продолжая оставаться в человеческом облике, — безликие совершили серьезную ошибку, и они за неё поплатятся. Здесь, на планете, мы для них слишком сильные противники. У нас неисчислимая армия, а на стороне крылатых только верующие ортодоксальных религиозных течений. Но главное — мы знаем Слова и видим суть вещей…
— Они видят суть получше нас, но в целом ты прав, — согласилась Она, снова превращаясь в белокурую Надежду. — А ещё на нашей стороне справедливое чувство самосохранения.