Шрифт:
ЧАСТЬ 1 ПРОШЛОЕ
Призрак
Мы очень тебя любим, мама. МЫ-ОЧЕНЬ-ТЕБЯ-ЛЮБИМ-МАМА! М-Ы-О-Ч-Е-Н -Ь-Т-Е-Б-Я-Л-Ю-Б-И-М-М-А-М-А?
Словно находишься в стеклянном шаре, который потрясли. Снаружи возня, шум, все кричат, перебивая друг друга. А внутри шара тихо-тихо и снег сыпется сверху. В этом году декабрь невпример прошлогоднему – осадки каждый день и за две недели уже замело все могилы.
Мама опять о своем, – шепчутся дети. Они переживают, они думают, что горе меня раздавило. Потому купили бизлимитный абонемент в бассейн и стали забирать
Я слушаю их рассказы. Киваю. Иногда, когда мне становится слишком жаль их стараний, я даю им отчет о прошедьшей неделе. Поймала себя на мысли, знаешь, так смешно. Было время, помнишь любимый, я также приставала к дочкам и сыну. Где были, с кем были, почему так поздно вернулись, что ели, что пили. С ударением на пили. Смеюсь в голос – как время все меняет вверх тормашками! Теперь отчет о том где и с кем и что я ем и пью, даю я. Таблетки от давления, от мигрени, от хондроза, от поноса, тьфу. Как с маленькой! Потому иногда я стала капризничать: не разговириваю с ними, не приезжаю в гости, ухожу гулять. Но они звонят, обрывают телефон. Зинке звонят, из первой квартиры. Помнишь Зинку – высокую рябую? Я тебя к ней ревновала. Или хотела, чтобы ты думал, что я ревную. Старый пень!
– Мама, как бассейн? – голос сына разбудил задремавшую седовласую женщину и будто бы вынул из каких-то добрых и радостных снов.
– Григорий, Гриша, – мама тихо погладила большую натруженую руку сына своей мягкой старческой рукой, – Бассейн очень теплый и удобный. Я хожу туда раз в неделю, а в другие дни хожу с палками. Как Рая из Стоклгольма. Помнишь, .они с Николасом приезжали и подарили мне и па…
Здесь Анну Ванну и перебили все хором – слово папа три месяца табу в доме их детей никто. Дети сделают все, чтобы переключиться на разговоры о важном насущном и сложном. Об инфляции рубля, о том, где будут вместе с матерью праздновать новый год, о том, что Анне Ванне нужно переезжать к младшей дочери в Тулу. Оля там одна, и маму ждет давно.
Стоп! Какой переезд? Зачем?
Потому, что давление, хондрозы и мы не можем каждые выходные прыгать…сидеть с тобой весь вечер…
А кто просил? Зачем весь этот цирк? У меня все выходные насмарку теперь, после того как умер…
Мама! Ну вот ты опять! Ну жизнь же продолжается! Мы же у тебя остались! О нас то подумай, о внуках! Скоро Сашка жениться, Маринка беременная ходит. Жизнь-то кипит! А ты все о своем!
О каком своем, когда вы мне слова вставить не даете!
Мама, тебе вредно нервничать, врач сказала, что тебе нужно в санаторий. И в Минводы летом.
Вы думаете, я старая? Немощная? Без отца вашего не смогу? В Тулу решили сплавить?!!!…
Мама,
То-то же! Не помочь, а вред один от вас. Дети малые будто бы! Нашли кому верить, рябой дуре! Она перед вашим папкой, вашим дедом, всю жизнь задницей вертела. А он на нее даже не смотрел. Она мимо идет, надушиться вся, как кикимора волосы расшеперит. А он на меня глядит и шепчет, какая я красивая. И шепчет: Аня, а тебя люблю! Так-то вот, а вы верите этой карге! Почем ей знать, куда я хожу?
Ну мамочка, но она говорит, весь поселок знает,что ты у папы на могилке просто живешь
Вот еще, делать мне нечего. В декабре, в снега тащиться из теплого дома. Вы тут совсем ополоумели в городах своих? Вот значит зачем вы этот цирк весь уже три месяца устраиваете! И детей туда же! А Петька молоток, весь в деда, не стал в ваших балаганах участвовать!
Анна Ванна будто бы выросла сама над собой, она грозно посмотрела на сына с невесткой, на вторую дочь, встала, пошатываясь и кутаясь в шаль, пошла к двери. Сын спешно натягивал пальто и лепетал про то, что слушать соседку было действительно глупой идеей. Но мы ведь тебя любим, мама. Мы из любви и заботы все.
Ехали молча. Сын включил радио. Но ловило плохо, одни помехи. Дворники не справлялись со снегом. В этой метели казалось, временами, что по обочинам, в снегу, стоят силуэты людей. Раньше, в старину, когда Анна Ванна была малой, бабки говорили, что это души неприкаянные.
Мама, приехали, ты задремала. – сын помог матери выйти из машины и замялся у порога. Последний раз в доме был на похоронах отца.
– Езжай домой, поздно. Тебя жена и дети ждут. На следующей неделе не надо меня забирать. Поживу тут, подготовлюсь к поездке к Олюшке.
Нужные слова сказать это важно. Люди ждут их, эти нужные слова. Они снимают ответственность, как камень с плеч, и всем становится хорошо и легко. Скоро новый год и жить с тяжёлым сердцем за мать никому не хочется. Потому ничего страшного в лжи нет. Когда она во благо. Анна Ванна постояла на улице, помахала рукой удаляющемуся авто и подняла голову. Снег перестал частить, сыпал огромными хлопьями, которые лениво кружились и падали на руки. Анна Ванна озорливо оглянулась вокруг – не зыркает ли кто по окнам, и задрав голову, высунула язык. Холодная сладкая снежинка опустилась на кончик языка, а другая на нос. Защекотала и заставила чихнуть.
Будь здорова, Анечка!– аккуратно рука большая, такая знакомая и добрая опустилась на хрупкие плечи женщины, которая жила на этом свете дольше, чем все местные кумушки.
Анна Ванна сразу осунулась, превратившись в меленькую и заулыбалась.
– Пойдем домой, голубушка, холодно к ночи. Собаки, слышишь вдали воют – и звезды высыпали. К новому году мороз завернёт за воротник.
– Ты то все знаешь, пень стоеросовый, – кокетливо прищурилась старушка и засеменила в подъезд.
– А что дети, дети хорошо. К Олюшке меня решили сбагрить. Переживают, видать, что я тут одна…
Рябая соседка, любопытная по природе, прильнула ухом к двери. С кем это ведет такие задушевные беседы старуха? Соседка была глуховата и слеповата- уж восьмой десяток разменяла. Но утром она всем знакомым рассказывала, что накануне покойница (новоприставившаяся раба Божия Анна Иоановна) в квартиру заходила не одна, а с мужчиной!
– И чего, ты меня тут одного оставить решила?