Вроде бы четверг
Шрифт:
«А больше ничего не случилось», — говорит Лотта Монссон…
Лотта Монссон устала стучать каблуком по ножке стула, на котором сидит в коридоре.
— Правда-правда! — нетерпеливо говорит она, глядя на свою маму. — Больше вчера ничего не случилось! Только то, что скоро ты пришла с работы, и папа пришел, и мы чистили картошку и морковку. И Малин все плакала и не могла остановиться, что из нее выйдет?
Мама Лотты Монссон качает головой. Но если мама вечно беспокоится за Лотту, то за Малин она совершенно спокойна.
— Ничего страшного с Малин не произойдет, — говорит мама. —
Лотта жмурит глаза и задумывается.
— А когда состаришься? — спрашивает она.
— Когда состаришься, наберешься мудрости! — вздыхает Лоттина мама.
— Ясно, — говорит Лотта. — Ну, я пошла?
— Куда ты пойдешь с таким насморком?
— Куда-куда — в школу, я же сказала! — отвечает Лотта, соскакивая на пол.
— Ничего не случится, если ты пропустишь один день… — опять начинает мама, но потом останавливается. — Ты уверена, что вчера больше ничего не случилось? Что ты только нашла какую-то штуковину в шкатулке, а потом увидела что-то, когда спускалась вниз по лестнице, а потом появился ТАИНСТВЕННЫЙ НЕКТО…
— Уверена, уверена! — отвечает Лотта Монссон. — А про ТАИНСТВЕННОГО НЕКТО, так ведь это мы только вообразили…
Потом Лотта вдруг спрашивает:
— А какой день сегодня, мама?
Мама задумывается, вспоминая.
— Пятница, — говорит она наконец.
— Пятница! — кричит Лотта. — Что же ты не сказала раньше! Где моя тетрадь по арифметике? Точно, я ее в школе оставила! Караул, я же совсем опаздываю!
Она выбегает за дверь, тут же возвращается обратно за мусорным мешком и снова выскакивает за дверь.
— Пока, любимая! — кричит она напоследок маме.
Так все члены семейства Монссон кричат маме, когда торопятся.
— Пока Лотта! — кричит мама и смотрит на часы.
Ей ведь тоже некогда весь день торчать в коридоре, надо скорей одеваться и бежать на работу!
А Лотта Монссон вихрем скатывается вниз по лестнице, потому что в подъезде сразу стало как-то пусто и уныло после того, как исчез ХАНСОЙ, и вместо него появился какой-то заурядный ХАНСОН. Однако в ту самую минуту, когда Лотта уже готова выйти из подъезда на крыльцо, до ее ушей доносится звук открываемой двери. Она оборачивается и видит, как из дверей ХАНСОНА выходит человек, самый настоящий, живой ХАНСОН! Он смотрит прямо на Лотту, а она не верит своим глазам, потому что ХАНСОН как две капли воды похож на ХАНСОЯ! Ростом карлик, зато страшно волосатый и с огромным носом. От ХАНСОЯ его отличает только то, что ХАНСОН улыбается. ХАНСОЙ никогда не улыбался. Лотта распахивает дверь подъезда, пропуская вперед ХАНСОНА, а он берется за ручку, чтобы пропустить ее, и некоторое время они стоят так, пропуская друг друга. Наконец оба решают выйти первыми, сталкиваются, и тут Лотта замечает еще одну вещь: у ХАНСОНА в руках точно такой мусорный мешок, как у нее. Интересно, куда это он направился со своим мусором? Но долго размышлять ей некогда, потому что надо бежать в школу, она и без того опаздывает.
И Лотта срывается с места, лишь один раз она оборачивается на бегу, чтобы посмотреть, куда направился ХАНСОН, и как раз в эту минуту ХАНСОН тоже оборачивается, но он бежит в другую сторону.
И, только добежав до школы и войдя в класс, Лотта обнаруживает, что ее пальцы крепко сжимают
Дальше все идет, как обычно, но намного лучше. Учительница предлагает им заняться арифметикой, и они послушно решают примеры. Лотта тоже сидит и полным ходом складывает и вычитает, лишь иногда выглядывая в окно и тихонько зевая. В классе царит порядок и тишина. Только один раз Торд мычит, как корова, и у него получается очень красиво.
Внезапно раздается стук в дверь и входит… ХАНСОН! Лотта и все ребята чуть не ахают от неожиданности, только новая учительница нимало не озадачена.
— Наконец-то! — говорит она. — Я давно тебя жду, ведь ты и есть тот новый ученик, который должен был прийти вчера. Пер Хансон, если я не ошибаюсь?
— Да, это я, — отвечает ХАНСОН. — Но вчера я так и не выбрался в школу, очень уж много было хлопот с переездом, и с папой, и с обедом, и с карточкой для почтового ящика, и все такое прочее.
— Ничего, сегодня пришел, и хорошо! — говорит новая учительница.
И предлагает ему сесть за парту, которая стоит перед Лоттой Монссон и позади Сванте Стрёма. Эту парту поставила здесь старая толстая учительница, чтобы Лотта и Сванте не болтали так много на уроках. Но ХАНСОН не идет к своей парте. Он стоит в дверях и медленно краснеет.
— Садись же! — уговаривает его новая учительница, но он только качает головой, и наконец она спрашивает: — Почему ты не хочешь садиться?
На что ХАНСОН поднимает в руке свой мусорный мешок и говорит:
— А куда мне это деть?
Новая учительница долго глядит на мешок в руке Хансона. Так долго, словно в жизни никогда не видела мусорного мешка. Потом как будто вспоминает, что, конечно же, видела, и смотрит в разные стороны, соображая, что посоветовать новому ученику. Наконец говорит ХАНСОНУ, чтобы он пока положил свой мешок в шкаф, сама подходит к шкафу, открывает дверцу и видит, что там уже лежит один мусорный мешок.
Но к этому времени она настолько свыклась с мусором, что не показывает вида.
— Лотта! — спокойно говорит учительница. — Ты ведь знаешь, куда положено выбрасывать мусор, — можно тебя попросить, чтобы ты вынесла оба эти мешка?
И Лотта снова вынуждена вставать и уходить. Она идет в лес. Идет, размахивая на ходу мусорными мешками. Потом достает из кармана ту самую штуковину — каменную пуговицу. Подносит к глазам и внимательно разглядывает. Говорит себе, что с этими штуковинами шутки плохи, и опускает пуговицу в один из мешков.
Как же чудесно в лесу! Деревья, камни, небо, пятачки зеленого мха… И бутылочные осколки так красиво блестят на солнце. «Этот ХАНСОЙ…» — думает Лотта. Тут же она поправляет себя: «Этот ХАНСОН…» И окончательно сбивается — этот или тот? «Ладно, пусть будет эти!» — заключает Лотта. И говорит себе, что ХАНСОЙ не такой, как все, необыкновенный, а к ХАНСОНУ можно быстро привыкнуть. ХАНСОЙ был какой-то особенный. Он никогда не смеялся и не болтал языком. Уж он не мог бы ей наскучить. А ХАНСОН болтает вовсю. И глаза у него совсем не красные. Даже не розовые.