Всадник без бороды(Юмористическая повесть)
Шрифт:
— Слышишь? — грозно спросил бай жену. — Посмей только думать о белом баране! Скажи, ходжа, а когда можно запускать в загон барана?
— Вот стемнеет, мы пойдем туда все вместе, я помогу, а то вы и не справитесь, — сказал бахсы. — А сейчас надо отдохнуть немного.
…Когда на степь спустились вечерние тени, Шик-Бермес вытащил из юрты тяжеленный мешок с волком, взвалил его, кряхтя и пыхтя, на спину и зашагал к овечьему загону.
Жена бая помогала идти старенькому знахарю. Бахсы, хотя
— Только не думай о белом баране, — шептал бахсы, — слышишь, женщина? Только не думай о белом баране…
— Я и не думаю, тьфу на него, — сплевывала байбише. — Чего о нем думать? Отдали десять золотых монет да еще думать… Десять золотых за какого-то белого ба…
— Тс-с! — зашипел бахсы. — Видишь, опять ты о баране… Ох, будет беда!
Несколько собак увязались за баем. Они лаяли на мешок, пытались допрыгнуть до него.
— Отгони их, отгони! — сказал бахсы байбише. — Собака неугодна аллаху, ее даже в мечеть не пускают!
Тем временем Шик-Бермес со своей ношей дошел до загона.
— Э-э, подожди, бай! — тоненьким дребезжащим голоском крикнул бахсы. — Я сам должен открыть мешок. И вы все должны отойти подальше, оставить меня одного. Самое главное, не накличь беду. Не думай о белом баране. Не думай… иначе…
Оставшись один, бахсы развязал мешок.
Волк сверкнул на него большими голодными глазищами.
Бахсы засунул руку с ножом в мешок, быстро разрезал ремни на задних ногах волка.
— Ничего, барашек, ничего, — приговаривал бахсы. — Сейчас ты будешь сыт, как бай-обжора.
Потом разрезал путы на передних ногах.
Расчет был правилен: ноги волка затекли и встать сразу на них он не мог. Бахсы быстрым движением ножа ловко разрезал кожаные шнуры, стягивающие челюсти зверя. И тотчас же завязал мешок. Теперь «волшебный баран» был свободен от пут. Только завязанная горловина мешка отделяла его от желанной свободы.
Волк лежал в мешке молча, только начал шевелиться сильнее. Через мгновение-другое он совсем придет в себя.
— Бай, иди сюда! — крикнул старичок бахсы. — Только не думай о баране!
Шик-Бермес вырос как из-под земли. Бахсы ослабил ремень, связывающий мешок, и сказал:
— Бросай, бай, мешок прямо в загон. Баран сам из мешка выйдет. Большой шум будет, не бойся!
Шик-Бермес поднатужился и перебросил мешок с волком в овечий загон.
В быстро сгущавшейся темноте все-таки можно было различить, как из мешка выскочило что-то четвероногое, постояло немного и исчезло в том направлении, где, сгрудившись, стояла отара байских овец.
Тотчас же раздались собачий истошный лай, испуганное овечье блеяние.
— Началось, слава аллаху! — вздохнул бахсы облегченно. — Ты станешь самым богатым
— Э-э, завтра увидим, — ответил довольно Шик-Бермес.
— Но, если ты или твоя жена хоть раз подумали в этот момент о белом баране, придет беда! — повторил бахсы.
— О чем же я должна была думать? — обиделась жена бая. — Десять золотых монет!
— Значит, ты будешь виновата, если что-нибудь случится, — сказал бай. — Ты все время думала о баране! Я о нем ни разу и не вспомнил!
А шум в загоне тем временем рос. Прибежали пастухи, табунщики, но Шик-Бермес остановил их, сказав гордо:
— Там белый баран! Он из одной овцы делает две! Придержите собак! Что вы понимаете в волшебных делах?
— Как же, удержишь их, — произнес один из пастухов. — Они рвутся так, словно волка почуяли!
— Разве собака, это животное, которое даже в мечеть не пускают, — затараторила жена бая, — понимает что-нибудь в волшебных делах?
— Бахсы, — спросил Шик-Бермес, — а если сейчас зажечь огонь? Мы увидим, как волшебный баран делает из одной овцы две.
— Утром, бай, только утром, — ответил бахсы. — Сейчас все должны идти спать. И пусть пастухи не мешают волшебному барану!..
…На этот раз бахсы, взяв кобыз, лег спать в гостевой юрте возле своих снятых с верблюда вьюков.
Ночью у юрты вдовы Одек послышался крик филина. Лениво затявкали собаки. Вдова Одек вышла из юрты, тихо спросила:
— Алдакен?
— Я, Одек-апа, я. Вот тебе немного денег… десять монет.
— Будь благословен, Алдакен! А то совсем пропадаем! Э-э, как тут много! О, золото!
— Как только удастся, уходи от Шик-Бермеса, иди в аул жатаков, тех, которые сажают хлеб. Они не кочуют, тебе и детям там будет легче. Деньги здесь не трать. Шик-Бермес каждую монету помнит…
— Ты, Алдакен, уже взрослый жигит, а ведешь себя как мальчишка. Зачем волка привез? Аул не спит, над баем смеется…
— Пусть всем будет стыдно, что их бай глупец. А волк порежет овец, вам бай мяса даст.
— Э-э, Шик-Бермес обозлится, тебе плохо может быть…
— Я его не боюсь, Одек-апа. Если баев бояться, нужно из степи удирать. Я не заяц, они не соколы.
— Ох, слишком ты храбрый, Алдакен! Среди твоих врагов тоже есть хитрецы, не забывай! Почему ночью без бороды ходишь по аулу?
— Надоела, жарко в ней… А с бородой еще хуже — увидят, скажут, бахсы бродит, беду на аул кличет.
— Уезжай, Алдакен, скорее!
— Да не бойся, апа! Я сейчас позову Желмаю, заберу мешки в юрте — и в степь!
— Рядом юрта родственника бая, еще услышит нас. Ведь сегодня все не спят. Уходи скорей. Вот и луна всходит.
— Тс-с, Одек-апа! Кажется, кто-то вышел из той юрты…