Всадник без головы (худ. Н. Качергин)
Шрифт:
Они узнали его лошадь, непромокаемые сапоги из шкуры ягуара, серапэ работы индейцев племени навахо, отличавшееся от обычных мексиканских серапэ своей расцветкой и рисунком, и, наконец, его шляпу.
Но конь не остановился, и они не успели рассмотреть голову. На ней была шляпа — черное глянцевое сомбреро, которое обычно носил Морис-мустангер. Она заблестела перед их глазами, попав в полосу лунного света. Потом они увидели большую собаку, и Диаз сразу узнал в ней собаку ирландца. Со свирепым рычаньем пес бросился на них.
Правда, это было уже излишне, так как они и без того пустились бежать.
Во весь карьер мчались наши всадники по лесным зарослям. Взобрались на верх обрывистого склона не через ущелье, где предполагалось
Обратной метаморфозе уделено было меньше внимания, и она была скорее закончена. Торопливо смыли они со своего тела боевую раскраску (вода была у них с собой в больших флягах), быстро вытащили свои мексиканские костюмы из дупла дерева и с не меньшей поспешностью переоделись, вскочили на лошадей и поскакали к Леоне.
На обратном пути они говорили только о всаднике без головы. Подавленные паническим ужасом, мексиканские мустангеры никак не могли себе объяснить это сверхъестественное явление. Полные неразрешимых сомнений, распрощались они друг с другом на окраине сеттльмента и разошлись по своим хижинам.
— Сагау! — воскликнул Эль-Койот, когда он переступил порог своего хакале и бросился на кровать. — Едва ли уснешь после этого. Святой бог! Что за чудовищное зрелище! Кровь застыла в жилах! И нечем отогреться, чтобы прийти в себя. Фляга пуста. Таверна закрыта. Все спят. Матерь божья, что бы это могло быть? Привидение? Нет! Я сам осязал его тело и кости… Если это просто чучело, то для чего и кому это нужно? Кому, кроме меня и моих товарищей, охота разыгрывать карнавал в прерии? Тысяча чертей! Что за чудовищный маскарад!.. Стой, не опередили ли меня? Может быть, кто-нибудь другой уже заработал тысячу долларов? Может быть, это был ирландец, убитый, обезглавленный, с собственной головой в руках?.. Нет, этого не могло быть — чудовищно, неправдоподобно, невероятно!.. Но что тогда?.. А, понял! Его могли предупредить относительно нашего посещения, или, во всяком случае, он мог подозревать о нем. И эта комедия была разыграна, чтобы испугать нас. Вероятно, он же сам и был свидетелем нашего постыдного бегства. Проклятье!.. Но кто мог выдать и предать нас? Никто. Конечно, никто не знал о нашем намерении. Как же он тогда мог подготовить такой дьявольский сюрприз?.. А! Я забыл: ведь мы ехали по прерии среди бела дня. Нас могли видеть. Должно быть, именно так. А когда мы переодевались в лесу, за нами проследили и выкинули такую же штуку. Это единственное объяснение… Дураки! Испугались чучела!. Caramba! Завтра же я снова отправлюсь на Аламо. Я заработаю эту тысячу, хотя бы мне понадобился для этого год! Так или иначе, но дело должно быть сделано. Достаточно того, что я потерял Исидору. Может быть, это и не так, но одна эта мысль нестерпима. Если я только узнаю, что она любит его, что они встречались после того, как… О боже! Я сойду с ума. И в своем безумстве я уничтожу не только человека, которого она любит, но и женщину, которую я сам люблю! О донья Исидора! Ангел красоты и демон коварства! Я могу задушить тебя в своих объятиях или заколоть кинжалом! И тебе предоставлю я этот выбор…
Немного успокоившись от пережитых волнений и почувствовав удовлетворение от вновь созревшего решения, Эль-Койот скоро заснул.
Проснулся он, когда утренний свет заглянул к нему в дверь и вместе с ним и гость показался на пороге.
— Хосэ! — закричал Эль-Койот с удивлением и заметной радостью в голосе. — Ты здесь?
— Да, сеньор, это я.
— Рад видеть тебя, друг Хосэ. Донья Исидора тоже здесь? Я хочу сказать — на Леоне?
— Да, сеньор.
— Так скоро вернулась? Ведь еще не прошло и двух недель, не так ли? Меня не было в сеттльменте, но я слыхал об этом. Я ждал от тебя
— Только потому, сеньор дон Мигуэль, что не было надежного человека. Мне нужно было сообщить вам кое-что, чего нельзя было доверить чужому. К сожалению, вы не поблагодарите меня за то, что я вам передам. Но моя жизнь в ваших руках — ведь я обещал, что вам будет все известно.
Волк Прерий подскочил как ужаленный:
— Про него и про нее! Я вижу это по твоему лицу. Твоя госпожа встречалась с ним?
— Нет, сеньор. По крайней мере, насколько мне известно, они не виделись после той первой встречи.
— Что же тогда? — спросил Диаз, повидимому несколько успокоенный. — Она была здесь, пока он жил в таверне? Между ними была какая-нибудь связь?
— Да, дон Мигуэль, была. Я хорошо это знаю, так как сам был посредником. Три раза я отвозил корзинку с провизией, которую донья Исидора посылала ему. В последний раз было приложено и письмо.
— Письмо! Ты знаешь его содержание, ты читал его?
— Благодаря вам, благодаря вашей доброте бедный слуга мог это сделать. Даже больше — я переписал это письмо.
— Оно с тобой?
— Да! Вот видите, дон Мигуэль, вы не напрасно посылали меня в школу. Вот письмо доньи Исидоры.
Диаз нетерпеливым движением выхватил записочку и с жадностью стал читать. Но записка как будто даже успокоила его.
— Caramba! — сказал он, небрежно складывая письмо. — В этом нет ничего особенного, друг Хосэ. Здесь лишь ее благодарность за оказанную услугу. И это все?
— Нет, еще не все. Из-за этого я к вам и пришел: у меня поручение в сеттльмент. Прочитайте.
— А! Другое письмо?
— Да, сеньор. На этот раз подлинное письмо, а не мои каракули.
Дрожащими руками взял Диаз протянутый ему листок бумаги, развернул и стал читать:
«Сеньору дону Морисио Джеральду.
Дорогой друг, я снова здесь, в гостях у дяди Сильвио. Жить без вестей от вас я больше не в состоянии. Меня мучает неизвестность. Скажите мне, поправились ли вы после вашей болезни? О, если бы это было так! Как я хочу увидеть ваши глаза — ваши красивые, выразительные глаза, — чтобы убедиться, что вы совсем здоровы! Будьте другом и дайте мне эту возможность. Через полчаса я буду на вершине холма, за домом моего дяди.
Приходите же, я жду вас!
Глава XLVIII
ИСИДОРА
Солнце только что поднялось над горизонтом прерии. Его круглый диск, словно щит из червонного золота, засиял над высокой травой. Золотые лучи проникали в гущу лесных зарослей, там и сям разбросанных по саванне. Крупные капли росы все еще висели на акациях, отягощая их перистую листву и слезами скатываясь на землю. И казалось, что деревья оплакивали разлуку с ночью, жалели расстаться с прохладой и сыростью, боялись встречи с палящим зноем дня. Птицы весело щебетали на ветках, словно приветствуя восходящее солнце.
Но вряд ли где-нибудь, кроме прерий Техаса, можно встретить в такой ранний час бодрствующего человека.
На берегу реки Леоны, в трех милях от форта Индж, показалась фигура какого-то всадника. По манере сидеть на лошади, по костюму, серапэ на плечах, сомбреро на голове всякий, конечно, подумал бы, что это мужчина. Однако не следует забывать, что действие происходит на юго-западе Техаса — женщины там тоже ездят на лошади по-мужски и для этого соответственно одеваются.
Да, наш ранний всадник — не мужчина, а женщина. В этом легко убедиться. Стоит только посмотреть на маленькую ручку, которая держит поводья, на маленькую ножку в стременах, на изящную, женственную фигуру и, наконец, на великолепные волосы, свернутые узлом под полями сомбреро, и сомнений не останется, что перед нами женщина.