Всадник. Легенда Сонной Лощины
Шрифт:
Мне стало интересно, с чего большая их часть вообще сподобилась явиться сюда. А еще было интересно, почему они примчались в лес изначально. Кто-то другой, вероятно, обнаружил тело и сообщил об этом – но кто? Наверное, кто-то из них, из этих мужчин. Только почему он сразу не сделал то, что сделал Бром – не завернул тело, чтобы отвезти его в Лощину? Почему бросил Кристоффеля валяться на тропе?
Еще несколько секунд – и Бром вскочил на коня, придерживая одной рукой тело Кристоффеля. Остальные мужчины тоже оседлали лошадей, и процессия двинулась
Задержался только Дидерик Смит. Взгляд его просто прикипел к тому месту, где лежало тело Кристоффеля. Смит пялился на землю так долго, что казалось, будто он впал в транс. Но наконец и он, развернув лошадь, последовал за остальными.
Руки мои, слишком долго цеплявшиеся за ветку, свело судорогой, по спине потекли струйки пота.
– Бен! – шепотом окликнул меня Сандер, словно опасаясь, что кто-нибудь все еще может его услышать. Его лицо бледным пятном маячило на фоне прелой листвы.
– Иду. – Осторожненько, осторожно, крутилось в голове, надо отползти назад, к стволу, обхватить его ногами, не отпуская ветки – и соскользнуть вниз. Теперь стряхнуть ошметки коры со штанов.
– Всадник убил Кристоффеля ван ден Берга! – Глаза Сандера стали размером с чайные чашки Катрины.
– Нет, это не Всадник, – изобразить голосом пренебрежение, как умел Бром, у меня не вышло. – Ты разве не слышал, что они говорили? Опа сказал, это чушь.
Сандер с сомнением уставился на меня.
– Это не станет правдой только потому, что так сказал минхер [6] ван Брунт. В смысле, все же в Лощине знают о Всаднике без головы, а что еще могло убить паренька? Люди же не бродят просто так, без причины отрубая другим головы. На такое способен лишь Всадник.
В словах Сандера имелся некоторый смысл, но признавать этого мне не хотелось. При виде обезглавленного тела Кристоффеля точно такая же мысль пришла и мне в голову. Но если Бром сказал, что это не так, значит, это не так.
6
Минхер – форма вежливого обращения к мужчине голландского происхождения.
Однако крайняя усталость не позволила мне спорить с Сандером. Кристоффель погиб, а как к этому относиться, – не говоря уже о том, как относиться к тому способу, которым его убили, – мне не удавалось определить для себя. Так что мы молча повернули к дому. Каждого обуревали собственные мысли.
На окраине деревни Сандер свернул к своему дому – его отец служил нотариусом, и семья их жила в квартире над нотариальной конторой, – оставив меня шагать в одиночестве к нашей ферме. Интересно, бродили мысли в голове, дома ли уже Бром? И расскажет ли он Катрине о том, что случилось сегодня?
Имение ван Брунтов было, пожалуй, самым большим в Лощине – отчасти потому, что отец Катрины подарил все земли ван Тасселей
Попытка прокрасться на кухню и подняться по лестнице для прислуги (наша кухарка Лотти всегда мне сочувствовала) провалилась сразу. Передняя дверь распахнулась прямо передо мной.
На пороге стояла Катрина. Глаза ее сверкали. Она была в ярости.
–Ну и где ты шляешься? Учитель пения давно уже здесь, у тебя же урок музыки!
Урок музыки. Мне были ненавистны уроки музыки. Ненавистен учитель пения, изо рта которого вечно несло лакрицей и который не больно, но обидно шлепал меня по рукам тонкой деревянной палочкой всякий раз, когда мои пальцы промахивались и попадали не на ту клавишу пианино.
– И почему ты в грязи?! – Катрина оглядела меня с головы до ног.
– Мы с Сандером ходили в лес, играли в «соннолощинских».
Башмаки мои тоже были грязнее некуда.
– Ну сколько раз тебе говорить?! – Ома шагнула на крыльцо и ухватила меня за ухо. – Ты же не мальчишка, Бенте, ты девочка, и сейчас тебе самая пора начинать вести себя соответственно.
Я ничего не ответила, только сердито зыркнула на нее. Я терпеть не могла, когда Катрина говорила мне это – то, чего мне совсем не хотелось слышать.
Да, я родилась девчонкой, а девчонке никогда не стать вожаком банды «соннолощинских», не стать человеком, на которого все смотрят снизу вверх, с уважением, как на моего деда Абрагама ван Брунта – единственного и неповторимого грозного Брома Бонса.
Два
Я
была слишком грязной, чтобы меня пустили в гостиную, а время, потраченное на мытье, означало, что учитель пения удалится, не преподав мне ненавистного урока. Топая босиком по лестнице (мои заляпанные подсохшей дрянью башмаки и носки сочли абсолютно непристойными для цивилизованного дома и унесли в чистку), я слышала, как Катрина извиняется перед ним.
От нотаций Катрины щеки мои пылали, но все же я была довольна тем, что увильнула-таки от часа занятий с учителем пения. Тем более я совершенно забыла, что сегодня вторник, а следовательно, изначально не планировала побега.
Две судомойки втащили наверх большую лохань. Обе они были явно раздосадованы появлением дополнительной работы, необходимостью снова спускаться и набирать воду просто потому, что я не способна вести себя как подобает нормальной женщине. Я игнорировала их гадкие взгляды. Никто и никогда не сделает из меня женщину, даже Катрина. Вот вырасту, обрежу волосы, убегу – и стану мужчиной где-нибудь там, где обо мне никто не слышал.
Катрина поднялась в мою комнату, когда я отмокала в горячей воде. Я тут же нырнула поглубже, так что из лохани виднелись только глаза да ноздри.