Всадник. Легенда Сонной Лощины
Шрифт:
Мы с Катриной дожидались деда в молчании. Она глядела на меня так, будто никогда прежде толком не видела. Я тоже смотрела на нее, не желая сдаться и отвести взгляд первой.
Брома я услышала раньше, чем увидела. Услышала его низкий рокочущий голос и тяжелые шаги на лестнице. Все в Броме – не только его смех – наводило на мысли о приближающейся грозе. Вот ты слышишь его вдалеке – и вот он уже здесь.
Он положил руки на плечи Катрины и с любопытством уставился поверх ее головы на меня:
– Что стряслось,
И тут меня опять захлестнул ужас, ужас, которым я захлебывалась с тех пор, как увидела тень, склонившуюся над мертвой овцой. Но на нас с жадным, неприкрытым любопытством пялились высунувшиеся из кухни слуги, а я не хотела показывать им свой страх. Им и Катрине.
– Можно поговорить с тобой тут, снаружи? Возьми лампу. – Я очень гордилась тем, что голос мой не дрожал.
Мне было очень важно показать Брому, что я смелая, совсем как он. Очень важно, чтобы он не увидел во мне глупого маленького ребенка.
Бром наклонил к плечу голову, озадаченно, по-собачьи глядя на меня.
– Овцы встревожены, – начала я.
Но тут вмешалась Катрина:
– Ты вытащила своего деда из кабинета ради такой ерунды? Сейчас не время беспокоиться об овечьих настроениях.
Я знала, что она любит меня, правда любит, и, возможно, я тоже любила ее, где-то в глубине души, под толщей обиды и негодования. Но иногда она необычайно злила меня.
Бром, наверное, все понял по моему лицу и заговорил первым, не дав мне брякнуть что-нибудь, о чем бы я потом пожалела:
– Ну же, любовь моя, давай дадим Бен шанс объяснить.
– Опа, ты можешь просто пойти со мной? Я хочу показать тебе кое-что.
Бром, видимо, решил, что мне лучше находиться подальше от Катрины, пока меж нами не разразилась война, поэтому сказал:
– Я прихвачу лампу. – И скрылся в кухне.
Мы с Катриной ждали, сверля друг друга взглядами, готовые взорваться при малейшей провокации. Но я ее провоцировать не собиралась – чтобы удержаться на высоте.
Вернувшись, Бром вежливо бросил Катрине:
– Извини, любовь моя. – И проскользнул мимо нее, высоко держа зажженную лампу.
Едва Бром присоединился ко мне, я забыла о Катрине. Сейчас имело значение только то, что находилось за овечьим загоном.
Уже почти совсем стемнело, небеса обрели глубокий иссиня-черный вечерний оттенок. Как только мы оказались вне пределов слышимости Катрины, я рассказала Брому о странном поведении овец и о трупе, обнаруженном мной на лугу, – туше без головы и копыт.
Дед пристально посмотрел на меня, а когда я неосмотрительно добавила:
– Совсем как Кристоффель, да? – взгляд его обострился.
– Что ты об этом знаешь? – резко спросил он – куда резче и суровее, чем обычно разговаривал со мной.
Но прежде, чем я ответила, он покачал головой.
– Неважно. Катрина сказала, ты играла в лесу. Не с мальчишкой ли Смита ненароком, а?
–
Я попыталась вложить в голос как можно больше презрения, но получилось не очень, потому что я уже запыхалась. Бром шагал широко, и мне приходилось бежать чуть ли не вприпрыжку, чтобы не отставать.
– Хорошо. Его отец – узколобый фанатик, и сына он пытается превратить в свое подобие.
На миг мне показалось, что я легко отделалась, но тут опа добавил:
– О Кристоффеле и о том, что ты делала в лесу, мы поговорим позже.
Я поморщилась. Катрина наверняка узнает, и вот тогда мне придется туго. В свете лампы Бром заметил мою гримасу.
– Ничего, Бен, не беспокойся, проблем у тебя не будет, – хохотнул он. – Что бы ты ни сделала, я был бы лжецом, кабы заявил, будто не сотворил бы ничего подобного в твоем возрасте. А может, чего и похуже. Но дело-то в том, что у нас странное происходит, а мне не хочется говорить об этом там, где что… то есть – кто – угодно может услышать.
К этому времени мы уже добрались до овечьего загона, и я с любопытством уставилась на Брома. Странная, однако, оговорка – опа, несомненно, собирался сказать «что угодно».
Но это же просто смешно. Бром не верит ни в духов, ни в призраков, в отличие от всех остальных в Лощине.
Бром поднял лампу повыше, осветив сбившееся в кучу стадо.
– Что случилось, маленькие мои? – проворковал он. – Что вас напугало?
Обычно овцы, едва завидев Брома, радостно блеяли и окружали его, но только не сейчас. Пара животных тихо и нервно бекнули, но никто не шевельнулся и не отделился от стада.
– Где, говоришь, ты видела мертвую овцу, Бен?
Я показала.
– На дальней стороне загона, возле деревьев.
Бром перекинул ноги через изгородь: сначала одну, потом другую. Я тоже решительно полезла через забор, но дед покачал головой:
– Нет, ты останешься здесь, Бен.
Я вспыхнула. Наверняка он велел мне остаться, потому что думал, будто я боюсь, а это неправда! Ну, Бром, не ожидала от него…
– Я не боюсь!
– Знаю, что не боишься. Но, кто бы ни убил ту овцу, он может все еще прятаться там. А я не хочу, чтобы ты пострадала. Я уже потерял твоего отца. И не хочу потерять и тебя тоже.
Бром почти никогда не говорил о Бендиксе так. Он рассказывал счастливые, забавные истории, словно пытаясь привить мне память об отце, которого я никогда не знала. Печаль опы острой иглой кольнула меня в сердце.
– Ничего со мной не случится, – пробурчала я. Мысль о том, что меня оставят не у дел, была невыносима. – Кроме того, почему ты собираешься идти туда один, если там опасно? Я должна присмотреть за тобой. А еще не думаю, будто то, что убило овцу, по-прежнему там.
Бром прищурился: