Всадник
Шрифт:
– Я ДАЖЕ ВИЖУ КАК ПОЛК АНГЕЛОВ УЖЕ ВЫСТРОИЛСЯ ДЛЯ ПОЧЕТНОГО ЭСКОРТА.
Голос по прежнему был ледяным, но огоньки во мраке заплясали как-то издевательски.
– Вы смеетесь надо мной монсеньёр.
– ТЫ ДАЖЕ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ СЕБЕ, ЛАВОЧНИК, КАКУЮ УСЛУГУ ОКАЗАЛ ТЕБЕ ТВОЙ УБИЙЦА. БЛАГОДАРЯ ЕГО УДАРУ – ТЫ ВОЗМОЖНО ИЗБЕЖИШЬ АДСКОГО ПЛАМЕНИ. НО НА РАЙ НЕ НАДЕЙСЯ.
– О! Значит я не буду гореть вместе с этими еретиками!
– НЕТ, ТЫ НЕ БУДЕШЬ ВКУШАТЬ БЛАЖЕНСТВО ВМЕСТЕ С НИМИ. ИБО ОНИ – ЖЕРТВЫ, НЕВИННО УБИЕННЫЕ. ДАЖЕ ТЕ, КТО УБИВАЛ. ВЕДЬ ОНИ УБИВАЛИ ЗАЩИЩАЯ
– Что же будет со мной??? – Лавочник обеспокоенно смотрел на Всадника.
– НЕ ЗНАЮ. ЭТО ВЕДОМО ЛИШЬ БОГУ.
Легат тронул коня и уже развернулся прочь…
– А как же я? Монсеньёр Смерть! Вы оставите меня прикованным к моему трупу? – в голосе покойника сквозил испуг.
– НЕ ВОЛНУЙСЯ. Я ПРИШЛЮ КОГО-НИБУДЬ ИЗ ВСАДНИКОВ. ПРИДЕТСЯ ПОДОЖДАТЬ. У НИХ СЕГОДНЯ МНОГО РАБОТЫ.
– А вы? Разве вы сами не можете освободить меня?
– Я ПРИХОДИЛ НЕ ЗА ТОБОЙ, ЛАВОЧНИК.
Внезапно Всадник остановил коня и обернулся.
– ХОЧУ ТЕБЯ ОБРАДОВАТЬ – ТВОЕМУ КРЕДИТОРУ УДАЛОСЬ СПАСТИСЬ.
– Не-е-ет!!! Это несправедливо!!!
Но Всадник уже умчался. Он не стал сообщать лавочнику, что через десять месяцев его дочь родит внука. От того самого гугенота. А в небе всё плакал святой Варфоломей.
2006 Стрингер.
Цыган.
– Ай какой конь! Мэй!!! Какой конь! Ураган!
Он смотрел не в силах оторвать глаз от огромного, словно выточенного из глыбы антрацита, коня. До такой степени захватил и поразил его воображение скакун, что человек даже не обратил внимания на седока. В глазах заядлого любителя коней горел огонь восторга.
– НРАВИТСЯ?
– Конечно нравится! Как может не нравиться? На всей земле…
Он внезапно осёкся, взглянув наконец на Всадника. И поёжился от ледяного холода, что внезапно обдал его. Чёрная фигура с безликим капюшоном плаща возвышалась в седле. Из-под полы тускло блеснула рукоять меча с серебряным черепом.
– … не найдёшь такого – упавшим голосом договорил цыган. Он вдруг повинуясь какому-то порыву, обернулся. Его тело лежало на траве, раскинув руки.
Гнедого, что был угнан, рядом не было. Он увидел, как удалялись его преследователи, уводя коня, что так лихо был украден. Повернулся обратно
к Всаднику… Понял цыган – что кончилась бесшабашная жизнь. Не скакать уже ему на горячем коне, не сидеть у костра заслушиваясь песней под гитарный перебор. Не любить смуглянок таборных. Кончилась жизнь. Пуля догнала. Эх!
– Куда теперь меня? В Ад?
– ВСЁ МОЖЕТ БЫТЬ.
– А там тоже черти на таких конях разъезжают?
– ЗАБУДЬ. АДСКИЕ КОНИ НЕ ПРО ТЕБЯ.
– Мэй! Если там есть хоть один, – уведу.
– А КТО СКАЗАЛ, ЧТО ТЕБЯ ТАМ ЖДУТ?
– Эй – куда ещё цыгану. Рай не про меня.
– ВЕРНО. НО ЕСТЬ ЕЩЁ МЕСТО.
– Какое?
– УЗНАЕШЬ.
Всадник подъехал вплотную и вынув меч перерезал нить связывавшую конокрада с телом. Цыган опустил голову. Постоял, прощаясь с грешной плотью. И запел. Старую цыганскую песню,
– Всё. Забирай меня.
– НЕ СПЕШИ.
Оглянулся цыган – видит скачет к нему старый друг его, ведёт в поводу коня вороного. Давно убит был он. Вместе табун угоняли, да догнала тогда пуля товарища. Подскакал друг, а в глазах его боль.
– Здравствуй Михай! Здравствуй брат мой. Видишь – и меня убили.
Кивнул печально Михай. Ничего не сказал в ответ. Только протянул ему повод от коня. Отдал и развернув коня, умчался.
– Стой Михай! Стой, куда же ты?
– ОСТАВЬ. У НЕГО СВОЙ ПУТЬ.
– Не сказал ни слова! Мэй, как так?
– УЗНАЕШЬ. ПОРА. САДИСЬ В СЕДЛО.
Посмотрел удивлённо цыган на Всадника, но тот уж отвернулся. Глянул на коня, что привёл Михай. Хорош конь, ай как хорош, да всё равно не чета коню Смерти. Взлетел в седло, поскакал за Всадником. Примчались они в сумеречную долину. Посредине её горел костёр. Девушка сидела, смуглянка и старик с гитарой. Подъехал Всадник к огню, спешился. И цыган за ним. Опустились на траву. Протянула девушка им чарки наполненные. А старик тронул струны задумчиво. Отозвалась гитара всхлипом.
– Где мы? Что это? Рай для цыган?
– МОЛЧИ. ПЕЙ, СЛУШАЙ И СМОТРИ – В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ.
Зазвенели струны гитарные, отозвался бубён в руке девушки… Заметалась в пляске, заплескала разноцветьем юбок. Косы чёрные змеились по рубашке…
Хороша смуглянка! Ай пляши чавэла! Утешь душу цыганскую…
А потом упала на колени у костра, взглянула в глаза цыгану и запела.
Пела она о друзьях, что росли вместе, вместе учились коней укрощать, вместе ходили табуны угонять, вместе гуляли после удачного дела.
Неразлучные были. Побратимами стали. О том, как оба полюбили одну девушку – недотрогу. Да выбрала недотрога в женихи второго. Как повёл друг брата названного накануне свадьбы его, за табуном коней. Как угнали они их, как помчалась погоня за ними.
И догнала пуля побратима. Вскинул руки брат названый и упал с коня, а друг хотел остановиться, да сверкнули в памяти глаза невесты, что не его выбрала. Застонал раненый в грудь товарищ, да уж близка была погоня, набегали кони преследователей. И дрогнул цыган. Хлестнул коня, рванулся прочь. Погиб тогда побратим. Не узнала всей правды невеста, как погиб любимый её.
Не зря говорят – время лечит. Прошёл год. Уговорил таки он её – сыграли свадьбу. Так и потекла жизнь цыганская. Вот только каждый раз, как угонял коней – приходил к нему во снах побратим, ни слова не говорил, укоризненно качал головой. А на рубашке алело пятно кровяное. Так и жил цыган, пряча тайну свою ото всех, но настал и его час – догнала пуля конокрада. Закончилась песня. Молча сидел цыган, опустив голову. И строго смотрел старик на него.
Потом, не сказав ни слова, встал, свистнул вдаль. И примчался конь – огонь. Не чета первому, ещё лучше, ещё горячее.