Всадники ниоткуда. Романы
Шрифт:
Я был уверен, что мой ответ понравится Бойлу, и не ошибся. Он понимающе улыбнулся.
— А чем же обеспечивается эта качественность — оружием? — спросил он.
Провокационный вопрос. Так бы ответил любой на моем месте. Любой некачественный. А я должен был защищать позицию качественности.
— Не только, — ответил я, подумав. — Конечно, сила оружия — решающий фактор в подавлении большинства меньшинством. Но оружие можно отнять или изготовить. На оружие можно ответить оружием. А почему вам подчиняются не только кучера и консьержки, но и директора «Сириуса»?
Бойл засмеялся:
— Верное наблюдение. А вывод?
— Денег у них не меньше, чем у вас. Но деньги не фишки, у них должно быть какое-то мерило стоимости.
— Что ты имеешь в виду? — прищурился Бойл, на этот раз, как мне показалось, не дружелюбно, а настороженно.
Я вывел свою судьбу на опасный стрежень, но сворачивать не собирался. Возможно, отсюда и не возвращаются. Но я почему-то был уверен, что Бойл в конце концов оценит мою откровенность. С другими бы я подумал, но с Корсоном Бойлом…
— Завод или заводы по изготовлению пищи. Пищевой комбинат вроде химического, — решительно произнес я. — Это большая сила, чем оружие, и большая ценность, чем деньги.
Последовал вопрос — как выстрел:
— А что ты знаешь о заводе?
— Ничего.
— Но ты же знаешь, что это завод?
— Предполагаю. А предположение — не знание.
— Ты с кем-нибудь делился таким предположением?
Спрашивал только Бойл. Тренинг-эксперты давно ушли. Экзаменаторы молчали с серыми, как мундиры, лицами. Вероятно, таких экзаменов еще не было.
— С кем у нас можно делиться? — изобразил я пренебрежение и равнодушие. — С людьми без памяти?
— У тебя есть друзья.
— Они умствований не любят. Обеспечь себя — предполагай что угодно. Вот их кредо.
— А секретарь Томпсона?
— Мы с ним почти не встречаемся. Он очень занят.
— Пишут историю, — скривился Бойл. — А кому нужна эта история? Как трамвай превратился в конку, а в квартире погасли лампочки? Мы восстановили телефон для себя, а Городу он не нужен. Мы замораживаем изобретения только потому, что считаем прогресс преждевременным. Статус-кво — вот что нам нужно. Объяснить?
— Не надо. Но я не уясняю угрозы прогресса.
— Память возвращается, мальчик. Когда-нибудь мы все вспомним, что было и как было. Судный день, как говорят церковники… — Он посмотрел на меня, как прицелился, и помолчал, словно взвешивая все, что хотел прибавить. То, что в наших руках пища, — известно. И то, что не любят нас в Городе, тоже известно. Так почему бы нам не завоевать любовь, когда все так просто? Снизить цены. Пустить продукты по дешевке. Всем, всем, всем. Уменьшатся прибыли? Не так уж страшно…
— Страшно другое, — перебил я. — Поднимется жизненный уровень, повысится платежеспособность. Будут больше покупать, больше продавать и больше производить. Расширится рынок труда. А за счет чего? И еще: судя по товарным этикеткам, завод работал и до Начала. А помнит ли кто-нибудь его мощность? Есть ли уверенность в том, что эта мощность неограниченна и сможет удовлетворить
— Соображает, — похвалил Бойл.
— Даже слишком, — поморщился старший экзаменатор: ему явно не нравился такой оборот разговора, и мне он, по-видимому, не верил. Он долго буравил меня своими колючими глазками-шильцами и наконец спросил: — А не коммунист, случайно?
— А что это? — ответил я вопросом на вопрос как мог равнодушнее.
— Не притворяйся. Кто называет себя так в Сопротивлении?
— Это допрос или экзамен? — озлился я.
— Не горячись. За излишнюю горячность мы снижаем очки, — сказал Бойл. Мы и без тебя знаем, кто называет себя коммунистом, а почему — они и сами не помнят. Мы знаем и о тебе все, что можно знать. Ты не сопротивленец и не бунтарь. Тебе хочется хорошо жить и многим владеть. Но тебе придется столкнуться с сопротивленцами. Вот мы и проверяем твои реакции.
— Я не считаю Сопротивление серьезной угрозой, — стараясь выглядеть как можно более размышляющим, произнес я. — Конечно, можно достать оружие…
— Уже достают, — сказал Бойл.
— Можно отбить грузовик с продуктами.
— Уже отбивают, — сказал Бойл.
— Но пока мерило стоимости в наших руках, любая акция Сопротивления бессмысленна.
Бойл засмеялся дружелюбно и поощрительно.
— Куда его? — спросил он экзаменаторов.
Старший сказал:
— Парень дошлый, умеет думать. Может быть, в Би-центр?
Я счел нужным сыграть непонимание, хотя отлично знал, о чем речь.
— Вычислительный, — пояснил Бойл.
— Это там, где очкарики? — поморщился я. — Не по мне.
— Пусть начинает патрульным, — сказал Бойл. — Мне нужны люди, прошедшие все ступени лестницы.
Экзамен окончился.
Глава 19
ТАЙНОЕ ТАЙНЫХ
Но не окончилось мое пребывание в полицейских чертогах. В почти ресторанной столовой меня накормили отличным завтраком, подогнали в цейхгаузе новенький золотогалунный мундир, одели в желтые канадские сапоги с отворотами и подвели к контрольному зеркалу. Оттуда на меня взглянул двухметровый — зеркало увеличивало, — обшитый золотом хлыщ, такой напыщенный и нахальный, что мне самому стало противно.
— Не морщитесь, — предупредил оператор. — Что-нибудь не в порядке?
— Да нет, ничего, — вздохнул я.
Меня прижали к стене в нелепой позе, разместив руки и ноги в прозрачных пластмассовых зажимах, почти не отражавшихся в зеркале. Но постовая поза эта меня отнюдь не украсила.
— Зачем все это? — спросил я недовольно.
— Зеркальное отражение фиксируется особым аппаратом и передается в Би-центр.
— Для чего?
— Если будете назначены туда на дежурство, пройдете лишь в том случае, когда совпадет отражение. Мы сообщаем только контрольный номер.