Всадники Темного
Шрифт:
Пока мужик объяснял Белке, что тут случилось, Ашту тихо шепнул гному, — никак твой родственник, смотри, как смело Белку человеком кличет.
— Ди иди ты, — буркнул гном, отмахиваясь от шутника и сползая со своего конда.
Тварь тут же заинтересованно посеменила к раскатившимся и оставшимся валяться в пыли, мягким, летним яблочкам. Злобно мемекнув, когда гном, привыкший к таким шуткам, рванул за повод, вспоминая родословную скакуна, и потянул его от телег, привязать у обочины, подальше от ценных вещей. Пускай скотина была в наморднике, но иногда даже так умудрялась всосать в себя оставленный без присмотра хлеб, а то и кошель,
Радостно рассмеявшись, Ашту так же спрыгнул со своего коня и, вручив его мальчишке, подступился ближе к телеге, оглядывая пострадавшую часть.
Втроем, с моральной поддержкой двоих коротышек, наперебой советовавших, как правильно и удобно нужно делать, справились достаточно быстро. Даже не успели никого послать. Быстро загрузили обратно на возок добро, аккуратно сложенное на обочине и двинулись дальше, спеша до темноты нагнать хоть немного потерянного времени.
К тяжелому вздоху обоих мужчин, с женщинами у обозников было туго. Их было только две: жена коротышки Тихомира Бояна и его же дочь Кася. Правда девушка оказалась весьма милая. Гораздо выше отца, но все же довольно низкая, красотой она пошла в мать. Живая, веселая, с искрящимися любопытством глазами, курносым носиком и постоянной улыбкой на губах. При этом девица имела весьма аппетитные формы. Место у телеги с той стороны, где сидела Кася, тут же занял Белка, аккуратно оттерев своим конем скакуна Ашту и развлекая девушку во время дороги рассказами и песнями. Вот только, пусть и улыбалась она барду и смеялась его шуткам, все равно бросала косые взгляды на ехавшего чуть в стороне Ашту.
Гном не желая изменять себе и своим планам на тихое путешествие, ехал у первой телеги, предпочитая соседство двух не менее шумных мальчишек женщинам.
К вечеру, когда пришло время искать место для стоянки, трое верховых выехали вперед, выглядывая подходящий ручей или родник, должный быть где-то рядом.
— Вот объясни мне, — возмущался Белка, допрашивая ухмыляющегося Ашту. — Как так, я ей и песни, и стихи и истории всякие, а она все равно на тебя поглядывает?
— Достал ты ее, — искренне заявил Ашту под гогот гнома, как раз ткнувшего в подходящую высокую и сочную растительность — скорее всего там и был искомый родник. Свернув к месту, не обращая внимания на возмущенное бульканье барда, Ашту продолжил, — сказки ты ей потом рассказывать будешь, когда расставаться станете, а пока щупать надо, где не надо, вот тогда быстрей пойдет.
— Угу, вот прямо перед мамкой и батькой под юбку ей полезу, — возмутился Белка, осторожно разглядывая землю под копытами коня.
Ручей был. Правда добраться до него по болотистой земле сложновато будет, но искать другой времени нет.
— Зови их, станем по ту сторону, — ухмыльнувшись на ворчание барда, велел Ашту, выворачивая коня обратно к дороге.
— А где друг ваш, белый? — громогласно вопрошал подпитый Тихомир. Под сытный ужин, сваренный женщинами в благодарность за спасение, он достал бочечку браги, чудом уцелевшую во время происшествия, и щедро угощал новых знакомых, рассказывая, как решились они покинуть приграничье и перебраться поближе к морю. Подальше от темных.
— По нужде отошел, — буркнул недовольный Белка, — живот прихватило.
Судя по кислому выражению лица барда можно было подумать, что спутник сперва не добежал, осквернив самого Белку.
Гном лишь ехидно хмыкнул на это заявление.
— Там Кася купаться
— Нет, он в другой бок пошел, — едва сдержавшись от ехидства про «напороться» успокоил Белка.
— Тогда ладно, — улыбнулась женщина успокаиваясь.
Первым явился Ашту, весьма довольный жизнью, но к своему счастью всегда бледный.
— Палехче? Может травок тебе заварить, вон, бледный какой стал, — добросердечно предложила Бояна.
Ашту недоуменно свел брови на переносице, пытаясь найти объяснение в лицах спутников. Нашел. Ехидную ухмылку на лице гнома и кислую мину у Белки. — Ннет, спасибо, прошло, — осторожно ответил он, усаживаясь рядом с бардом.
Еще через сколько пришла и Кася. Такая же довольная, но к счастью мокрая, со сложенным полотном — помыться ей все же пришлось, пускай и вылезла она из грязи хуже, чем туда влезала.
Скорость с телегами упала до зубовного скрежета спешащих гнома и Всадника. И если у Ашту появилось хоть какое развлечение в лице Каси — только это помогало удерживать себя в спокойном, добродушном настроении. То гном вздыхал до того горько и многозначительно, что рядом с ним даже мальчишки ехать отказывались, предпочтя пересесть на самый край телеги и слушать страшные рассказы Ашту о Темной империи. В результате дорога, на которую Несущий хаос отпустил недели две, ну может три, тянулась месяц.
Лишь в Фарене и обе телеги и гном свернули на юг к Гемез онол или по-простому Коорнским горам. Кто домой, кто чуть дальше, к морю.
Еще через три дня Белка задержался в Траене. Его попросили остаться на некое празднование в качестве развлечения. Облегченно выдохнув, Ашту дал шпор коню нагоняя потраченное на спутников время.
Пробраться в эльфийский «замок» оказалось гораздо легче чем Ашту себе представлял. Остроухие, несмотря на проблемы с Темной империей, чувствовали себя в своем лесу неуязвимыми.
Патруль стоял лишь на въезде в лес, и редко когда проходил по чистым залитым светом улицам.
Скрытый проклятьем Ашту все равно крался словно тень от одного огромного дерева к другому. Иногда тратя долгое время стоял, не шевелясь, ожидая, когда разойдется группка ушастых перекрывших проход.
Центр города вокруг дворца был усажен поистине гигантскими деревьями, дырявыми словно те были поедены огромными древоточцами. Никакого чувства кроме досады — с высоты на чужака мог посмотреть кто-то умеющий пробивать светлый дар адругов — эти гиганты не вызывали. Деревья и деревья, ничуть не лучше и не хуже тех, что растут у темных. Только шея болит вглядываться в их кроны, наполненные беззаботным эльфийским трепом.
Вот дворец да, другое дело. Острые шпили, подпирающие небеса, тонкие арки, казавшиеся воплощением розового сна светлой дамы, стрельчатые окна с поистине прекрасными витражами все это вызывало у Ашту даже некоторое уважение к эльфийскому мастерству. А вот легкость с которой удалось войти в это великолепие вырвала лишь презрительный смешок.
Среди колон внутренних помещений, среди украшений из живых растений и висящих почти на каждой стене гобеленов, среди обилия тонкой, вычурной мебели было так удобно прятаться. Ашту даже несколько раз ущипнул себя, желая удостовериться, что он действительно в дворце князя, а не висит в какой-нибудь эльфячьей пыточной одурманенный их травками или заклятьями.