Все будет хорошо

Костина Наталья

— А описать телевизионного мастера сможете? С фотороботом нам поможете?

— Он такой обыкновенный, — растерялась Марина Илларионовна. — Просто обыкновенный молодой человек… Приличный… Волосы… русые. Нос? Обыкновенный, прямой нос. Может быть, чуть курносый или кривоватый, что ли. А может, и нет, — она расстроилась. — Глаза? Ах, боже мой! Какие же у него были глаза? Кажется, светлые… Вот девицу прекрасно помню. Хоть сейчас…

— Вот видите, Марина Илларионовна, — подбодрил ее Бухин, — вы, оказывается, все прекрасно помните. И еще больше вспомните,

если с вами специалист поработает.

— Вы так думаете? — с сомнением спросила вахтерша.

Банников стоял у подъезда и разговаривал с необычайно взволнованной женщиной лет сорока. Женщина, у ног которой стояла большая хозяйственная кошелка с торчащими из нее перьями зеленого лука, косила по сторонам, теребила носовой платок и при этом строчила как из пулемета:

— …и очень ссорились. Да! Да! Прямо кричали друг на друга! А потом Кузнецов прямо взял и вытолкал его за дверь.

— Прямо-таки вытолкал? — с сомнением в голосе спросил майор.

— Своими глазами видела — я как раз мусор выносила. Кузнецов его просто вышвырнул из квартиры! И дверью хлопнул. И еще крикнул: «Пошел вон!» Я ничего не придумала. Вы сами у него спросите. Понимаете, вообще не в моих интересах — ссориться с соседями. Но ведь убийство же. — Она округлила глаза.

— А раньше они ссорились?

— Никогда не слышала, — честно призналась соседка. — Только вчера. Вот жена Кузнецовская, извините, покойного, так она очень дружила с этой… с седьмого этажа. Но Нины что-то давно не видно, а у муженька ее в последнее время очень часто, — она понизила голос до шепота, — девица какая-то оставалась ночевать. Да! А утром они на машине вместе уезжали, в обнимочку так, я из окна видела…

— Спасибо, Ирина Владимировна. К вам ребята зайдут. — Он кивнул на стоящих чуть в сторонке Бухина и Скрипковскую. — И запишут все. Вы нам очень помогли. Спасибо большое.

Соседка, выполнив свой гражданский долг, с достоинством подхватила кошелку и удалилась.

— В сто тридцатую телевизионный мастер приходил, — доложил Бухин, — в восемь тридцать. Вышел около девяти. И в сто тридцать вторую, к некоему Морозову, приходила рыжая девица. В десять. Обратно не выходила. Вахтерша клянется, что больше никого посторонних в это время не было.

— Вахтерша их узнать сможет?

— Говорит, что сможет. Хорошо бы фоторобот составить…

— Ты погоди, Катерина. Может, эта рыжая — Морозову родная сестра. Приехала из Мариуполя и сейчас тихо-мирно спит себе на диване. А телемастера, допустим, в районе тоже очень хорошо знают. А ты кинешься фоторобот составлять, объявлять в розыск рабочего человека, портить ему репутацию. Сначала все-таки проверить нужно. Хотя сдается мне, это дело семейное, так сказать. Ладно, значит, расклад такой: я иду к этому самому Морозову, а ты, Саня, давай с Катериной — в сто тридцатую квартиру. Заодно и по подъезду. Может, телемастер и не туда приходил, а, скажем, в сто тридцать восьмую.

Или в сто двадцать вторую. Ослышалась, может быть, вахтерша ваша. И вообще —

все: кто что слышал, кто что знает. Стреляли-то пять раз. И пистолетик-то этот, что на полу валялся, — без глушителя. И вообще, пока наши не уехали, мне этот пистолетик хорошо было бы кое-кому предъявить.

— А что, — встрепенулась Катерина, — кто-то его видел?

— Видел, видел, — загадочно подтвердил майор.

— Да никого я не видел, никакой рыжей! — Морозов бросил мгновенный косой взгляд на дверь, ведущую в спальню, и Банников понял, что врет гражданин Морозов как сивый мерин. Глаз у майора на эти дела был наметанный. Сам Морозов, которому родители, обладавшие, очевидно, не слабым чувством юмора, дали имя Павел, выглядел человеком утомленным жизнью.

— Ладно, не приходил никто, значит, не приходил. Присесть можно?

— Присаживайтесь, — хмуро разрешил Павлик Морозов.

— Вы соседей своих из сто двадцать седьмой и из сто восемнадцатой знаете? — неторопливо начал майор.

— Я сейчас, пардон, на одну минуточку, халат накину. Морозит что-то с утра. — С этим каламбуром хозяин улизнул в спальню, и чуткое ухо майора уловило какую-то возню и приглушенный шепот. Вскоре Морозов появился в банном махровом халате. — Так все-таки они нажаловались! — Он негодующе посмотрел куда-то в потолок. — У них там вообще, блин, и слышно ничего не было!

На вид Павлику Морозову было года тридцать два, но если сбросить со счетов отечную пивную небритость, то могло быть и меньше.

— Я думал, только этим, что под нами… Или черным этим, ну, Капрельянцам. Да те, блин, сами… — Он засунул руку под халат и нервно поскреб волосатый живот. — Они сами не дураки погудеть. А они что, по всему подъезду пошли, что ли? — снова вскинулся он. — Я ж извинялся, блин! — возопил Морозов. — Вчера ходил и лично, блин, извинялся! Так им нужно было еще ментам настучать! Ой! В милицию пожаловаться. Как будто я тут изнасиловал кого-нибудь, блин!

Майор Банников терпеливо слушал разгневанного Морозова, смутно догадываясь, о чем идет речь.

— Так вы знаете или нет Томашевских и Кузнецовых?

— Это которые компами торгуют, что ли? Мутно. Встречались пару раз во дворе…

— А когда вы их последний раз видели?

— Последний, последний… Ну, видел… не помню когда. У одного жена с пузом — как на тринадцатом месяце беременности, а у другого — белобрысая такая метелка, а пацан рыжий. Во наследственность, блин! Ехали куда-то. Это я им, что ли, спать мешал?

— Не знаю, кому вы там мешали. — Банников выразительно взглянул на дверь спальни. — Як вам по другому поводу. К вам вчера вечером, около десяти, никто не приходил? Консьержка сказала, что к вам приходила девушка. Рыжая. Не родственница ваша? — кинул спасительную подсказку майор.

— Да никто ко мне вчера не приходил! — Явное облегчение от того, что соседи, видно, все же не нажаловались в милицию, как обещали, сменилось нетерпением. Морозов заерзал. — Не было никого вчера, ну, клянусь!