Все, чего он хочет
Шрифт:
И в данном случае дело было совсем не в том, что грязный секс-скандал был забыт.
Просто я видела, как рамочка меняется прямо у меня на глазах.
Всё происходило постепенно, но все же происходило.
Самые ранние шоу были сосредоточены на том, насколько шокирующими и скандальными были фотографии, и насколько плохой я, скорее всего, была, ведь, в конце концов, Коннор заплатил мне 50 000 долларов. Я, должно быть, проститутка, верно? А как мы все знаем, проститутки плохие, плохие, плохие.
Последнее предложение — это сарказм, если вы не поняли. Нет, я не хочу, чтобы люди думали, что я проститутка,
Вот что сообщали обо мне новостные программы, причем с очень неприятным оттенком. Посыл было в основном такой, что это «преступная шлюха, развлекающаяся с плейбоем-миллиардером». Не то чтобы прямо так и говорили, но было абсолютно понятно, что имелось в виду.
Постепенно, думаю, когда продюсеры обзавелись выдержками из предыдущих интервью, и когда Коннор начал подталкивать их в нужном направлении, повествование изменилось на что-то более похожее на Золушку. Вместо злой мачехи и сводных сестер появились Темплтоны и Миранда. А бедная маленькая Лили Росс превратилась в Золушку, не очень умную жертву злых, жадных шантажистов. Коннор же стал Прекрасным Принцем, который хотел сделать из меня честную женщину и осыпать бесплатными подарками всё королевство, если бы не чёртова мачеха и сводные сестры.
Не поймите меня неправильно, с экрана по-прежнему довольно много грозили пальцем и корчили мины высокомерного неодобрения…, хотя было ооооочень интересно, как преподносились новости. Осуждение невероятного бесстыдства досталось мне, Коннору же перепала куча подмигиваний, подталкиваний и намёков на неприличный подтекст, особенно от мужчин-ведущих. Женщины-интервьюеры, казалось, разделились на два лагеря: одна половина поочерёдно флиртовала с Коннором и брезгливо воротила от меня свои носики, а другая относилась к Коннору как к неандертальцу. Хотя последние обычно улыбались (и даже хихикали) к концу интервью.
До этого я никогда не считала себя ярой феминисткой, но видя, как Коннора чуть ли не поздравляли с тем, что он сделал, при этом изображая меня, то ли нежным грешным цветком, то ли шлюхой-золотоискательницей, у меня кровь закипела в жилах. Разница в том, как с нами обращались, была очевидной, тошнотворной и приводящей в бешенство.
Мне захотелось разыскать Глорию Стайнем и пойти сжечь несколько лифчиков (прим. Глория Стайнем — американская журналистка, феминистка, сторонница моды без бюстгальтеров, считавшая их символом угнетения женщин).
Но это желание продолжалось недолго, потому что кое-что ещё испугало меня до чёртиков.
Если Коннор был Прекрасным Принцем, это означало, что он должен жениться на Золушке.
Об этом-то они и продолжали твердить.
– Значит ли это, что вы двое думаете о том, чтобы связать себя узами брака?
– Вы уже назначили дату? Как выглядит свадебный каталог миллиардера? (прим. имеется в виду американская традиция, когда будущие молодожёны оформляют сайт, где указывают список подарков, которые они хотели бы получить; гости же, выбрав подарок из списка, отмечают его. Таким образом все избегают ситуации с двумя одинаковыми подарками, а пара получает в подарок именно то, что хотела).
– Ты уже сделал предложение?
– Может, скоро мы услышим топот маленьких миллиардерских ножек?
И каждый раз, когда задавали такие вопросы, в глазах Коннора отражалось
Тем не менее, он в точности следовал совету Себастьяна. Мы были «родственными душами». Мы были «предназначены друг для друга». Я была «любовью всей его жизни».
Наверное, поэтому и изменился тон повествования.
Но каждый раз, когда он произносил какую-нибудь романтическую банальность, внутри него я видела загнанного в угол зверя, волка с окровавленной лапой в стальном капкане.
И каждый раз, когда я это видела, нож в моих внутренностях поворачивался всё сильнее, а я становилась всё более испуганной.
К 7 часам утра по тихоокеанскому времени я полностью погрузилась в состояние паники.
38
Случилось и ещё кое-что неожиданное: в схватку вступили злодеи.
Я случайно увидела Миранду, когда переключала каналы.
– …это лживые обвинения против меня и его родителей, чистая клевета. Мы БУДЕМ подавать на него в суд. Честно говоря, всё, что он говорит, странно. Огастес Темплтон и я никогда не встали бы на пути прогресса в Америке. Мы поддерживаем инициативы в области зелёной энергетики, мы поддерживаем развитие солнечной энергетики. Просто Коннор поднимает кучу возмущения, чтобы продвигать свои собственные алчные, незаконные схемы по обману жителей Невады и краже федеральных земель. Которые, кстати, чиновники штата Невада и члены Конгресса помогают ему провернуть исключительно потому, что он набивает их карманы деньгами. У этого человека нет стыда, и тот, кто помогает ему, преступник. Думаю, вы понимаете, почему я бросила его восемь месяцев назад: не только потому, что Коннор Темплтон — лжец, но и из-за его грязных сексуальных наклонностей.
– Ах, ты, чёртова СУКА, - закричала я в экран телевизора.
Надо отдать ей должное, она была хороша.
Но кто-то (возможно, Себастьян, ооох, надеюсь, это был Себастьян) проинструктировал следующего ведущего новостей, который брал у неё интервью тридцатью минутами позднее.
– Да, мисс Локвуд, но вы сделали те фотографии…
– НЕТ, я не делала эти фотографии.
– Вы платили кому-нибудь за эти фотографии?
– Нет, я не делала этого.
– Вы отправили эти фотографии на TMZ.com с целью опубликовать их для остальных СМИ?
– Нет, и любой, кто говорит, что я сделала это, — лжец.
– Это интересно, потому что редактор TMZ.com сказал, что общался напрямую с кем-то, кто работает в вашей компании.
– Я ничего не знаю об этом…
– Вы не знаете, чем занимаются ваши сотрудники, мисс Локвуд?
Она с трудом выбралась из этого интервью, но выглядела при этом не очень хорошо. Особенно, когда позже сказала, что Коннор был лжецом, и репортер снова спросил, публиковала ли она фотографии.
Из того, что я видела, мистер Темплтон появился лишь однажды, и он не был таким естественным, как Миранда. Она была отстранённой и сдержанной, но совершенно великолепной (неприятно это признавать, но муки ревности всегда сопровождали отвращение, которое я испытывала к ней каждый раз, когда видела). Мистер Темплтон был просто самодовольным и надменным, как будто сам не мог поверить, что соизволил сойти с Олимпа, чтобы разобраться с этим дерьмом.