Все, чего я не сказала
Шрифт:
Нэт садится на корни вяза и смотрит, как родители идут к машине, как Ханна, разок тоскливо обернувшись, плетется следом. Отец не знает Джека. С первого класса, почти двенадцать лет, Джек жил дальше по улице, и для родителей Нэта он просто соседский мальчик, нечесаный, с собакой и подержанной тачкой. А вот в школе знают все. Раз в месяц – новая девчонка. И с каждой одна и та же история. Джек не ходит на свиданки – никаких ужинов, цветов, шоколадных конфет в коробках с целлофаном. Он просто везет девчонку на Кручу, или в автокинотеатр, или на стоянку и расстилает одеяло на заднем сиденье.
Нэт сидит на кладбище час, два, три, наблюдает, как кладбищенские рабочие убирают складные стулья, цветы, мятые бумажки и одноразовые платки. Извлекает из памяти все, что знает про Джека, – все факты, все слухи. Факты и слухи путаются, и, собравшись домой, Нэт бурлит страшным гневом. Пытается вообразить Лидию с Джеком, отчаянно гонит от себя эту мысль. Джек ее обидел? Неизвестно. Нэт лишь понимает, что Джек – ключ к этой истории, и клянется себе все выяснить. Лишь когда гробокопатели заносят лопаты над открытой могилой, Нэт поднимается на ноги и уходит.
Огибает озеро, сворачивает; перед домом Джека стоит патрульная машина. Года не прошло, думает Нэт. Подкрадывается к дому, под окнами сгибается в три погибели. Парадная дверь за сеткой открыта, и он на цыпочках взбирается на крыльцо – по самой кромке истертых ступеней, чтоб не скрипели. Там говорят о моей сестре, при каждом шаге повторяет он про себя, я имею полное право. Приникает к сетке. Ничего не видно, кроме дверного проема, но слышно, как Джек в гостиной громко, с расстановкой, будто во второй или в третий раз, объясняет:
– Она перепрыгнула класс по физике. Ее мать хотела, чтоб она училась с одиннадцатым классом.
– И в этом классе был ты. Ты разве не в двенадцатом?
– Я же говорю, – раздражается Джек, – мне пришлось на второй год. Я не сдал экзамен.
Голос доктора Вулфф:
– У него сейчас «хорошо с плюсом». Вот видишь, Джек, – если взяться за ум, у тебя все получается.
Нэт снаружи растерянно моргает. У Джека? «Хорошо с плюсом»?
Шорох – наверное, полицейский переворачивает страницу в блокноте. Затем:
– Какова была природа твоих отношений с Лидией?
Имя сестры в устах полицейского формально и четко, не имя, а ярлык, и Нэт вздрагивает. Джек, видимо, тоже – и отвечает резче:
– Мы дружили. Всё.
– Несколько человек показали, что видели вас вдвоем после школы в твоей машине.
– Я учил ее водить.
Жаль, Нэту не видно Джекова лица. Они же понимают, что он врет? Но полицейского, похоже, ответ устраивает.
– Когда ты видел Лидию в последний раз? – спрашивает он.
– После обеда в понедельник. Перед тем как исчезла.
– Что вы делали?
– Сидели
Пауза – полицейский записывает.
– А вы были в больнице, миссис Вулфф?
– Доктор.
Полицейский тихонько откашливается.
– Прошу прощения. Доктор Вулфф. Вы были на работе?
– Я обычно выхожу в вечернюю смену. Каждый день, кроме воскресенья.
– Как тебе показалось, Лидия в понедельник была расстроена?
Снова пауза, потом Джек отвечает:
– Лидия всегда была расстроена.
Из-за тебя, думает Нэт. Горло сжалось, слова не вытолкнуть. Дверь дрожит и оплывает миражом в пустыне. Нэт ногтями впивается в ладонь, постепенно дверь вновь обретает четкость.
– Из-за чего она была расстроена?
– Из-за всего она была расстроена. – Голос Джека тише – почти вздох. – Из-за оценок. Из-за родителей. Из-за того, что брат уезжает в колледж. Много из-за чего. – Взаправду вздыхает, и теперь голос ломок, вот-вот сорвется: – Мне-то откуда знать?
Нэт пятится и на цыпочках спускается с крыльца. Дальше слушать незачем. Дома видеть никого неохота, и он тишком поднимается к себе – поразмыслить.
Видеть, впрочем, и некого. Пока Нэт психует под вязом, семья разбегается. В машине Мэрилин не глядит на Джеймса – рассматривает свои кулаки, ковыряет заусенцы, щупает ремешок сумки. Едва переступив порог, объявляет, что хочет прилечь, и Ханна тоже, не сказав ни слова, уходит к себе. Джеймс подумывает пойти в спальню к Мэрилин. Уткнуться в нее, закутаться в ее тяжесть, ее тепло – пусть они обнимут его, заслонят, спрячут. Он вцепится в нее, а она в него, пусть их тела утешат друг друга. Но что-то упрямо царапается на краю сознания, и в конце концов Джеймс снова берет со стола ключи. У него дело на работе, срочное. Безотлагательное.
Полиция спросила, прислать ли результаты вскрытия, и Джеймс дал свой рабочий адрес. Вчера в его ящике для почты возник толстый бурый конверт, и Джеймс решил, что дал маху: он не хочет это видеть, никогда и ни за что. Но и выбросить не смог. Сунул в нижний ящик стола и запер. Пусть лежит – вдруг передумаю. И надо же – передумал.
Час обеденный, на факультете почти пусто, лишь секретарша Мирна за столом меняет ленту в пишмашинке. Кабинеты закрыты, матовые стекла тусклы. Джеймс отпирает ящик, глубоко вздыхает и пальцем вскрывает конверт.
Он впервые читает результаты вскрытия. Ожидал таблиц и графиков, но акт судебно-медицинского исследования трупа начинается как учительский отчет: «Тело развитое, оптимального пищевого статуса, женского пола, азиатского происхождения». Джеймс читает о том, что знает и так: ей шестнадцать лет, ее рост – шестьдесят пять дюймов, волосы у нее черные, а глаза голубые. Читает и о том, чего не знал: окружность ее головы, длина конечностей и что на левом колене у нее маленький шрам в виде полумесяца. Что в крови у нее не обнаружено токсических веществ, отсутствуют признаки насильственной смерти или сексуальной травмы, однако данных недостаточно, для того чтобы заключить, имело место самоубийство, убийство или несчастный случай. Причина смерти – асфиксия в результате утопления.