Все, что блестит
Шрифт:
«Это был мир чистоты и невинности, таким он и останется, если его не трогать, – подумала я, – но его редко оставляют в покое». Я немного побродила вокруг хибары и поняла, что ответ на свои проблемы могу искать только в одном месте – в своем сердце.
Несколько дней спустя за ужином Поль сообщил, что ему необходимо поехать в Даллас, Техас.
– Поездка займет всего три дня, – сказал он. – Я бы хотел, чтобы Перл и ты поехали со мной. Ты, конечно, можешь взять миссис Флемминг. Если, естественно, у тебя нет других планов.
– Ну, я планировала отвезти серию о Конфедерации в Новый Орлеан. Я уже говорила с
– Это замечательно, Руби.
– Я не думаю, что готова для такой выставки, но…
– Ты никогда не будешь думать, что готова, но, если Доминик так считает, почему бы не попробовать?
Я кивнула и с минуту теребила салфетку.
– Так что, думаю, я поеду в Новый Орлеан, пока ты будешь в Далласе, – сказала я. – Я останусь там всего лишь на ночь.
– Ты остановишься у Жизель? – спросил он.
– Пожалуй, нет, – сказала я. – Вероятно – в Фейрмонте.
– Хорошо.
Мы пристально взглянули друг на друга. Неужели Поль знает, что действительно происходит в моем сердце? От него всегда было трудно спрятать истинные чувства и мысли. Но если он и знал, то предпочел промолчать. Он улыбнулся и повернулся к Перл. Я ненавидела обман, но мой тихий голос победил, шепча, что я сделаю все, чтобы помешать Полю испытать боль.
В тот день он уехал рано, а я встала, упаковала вещи и спустилась завтракать. Джеймс помог мне аккуратно сложить в багажник картины, а миссис Флемминг принесла Перл, чтобы она помахала мне ручкой, когда я отъезжала.
Я смотрела в зеркальце машины и видела, как они стоят там… миссис Флемминг и моя чудесная дочка, дочка Бо. «Разве любовь, которая произвела ее на свет, может быть злом», – подумала я, и эта мысль понесла меня вперед. Несколько минут спустя, выехав на основное шоссе и прибавив скорость, я вытащила ленту из своих волос, они тут же разметались на ветру, и я почувствовала себя живой, свободной и полной радостного волнения.
– Я еду, Бо, – прошептала я. – И пусть все катится к черту. Я еду.
В Новом Орлеане был изумительный день. Дождь, моросивший всю ночь, прекратился, и по нежно-голубому небу бежали маленькие пушистые молочно-белые облака. Как только я подрулила ко входу в отель и швейцар вылетел, чтобы приветствовать меня, я почувствовала возбуждение, которое всегда охватывало меня в городе. Чувства мои были обострены до предела, и я остро ощутила каждый звук и каждый новый запах. Когда я вошла в отель, мне показалось, что все смотрят только на меня, а каблуки мои слишком громко цокают по мраморному полу. Я распорядилась, чтобы вещи принесли ко мне в комнату, села к туалетному столику, расчесала волосы и освежила губную помаду, а потом решила почистить зубы.
Мне стало смешно. Я вела себя, как подросток перед первым свиданием, но сердце мое билось в бешеном ритме и щеки окрасил яркий румянец. Из зеркала на меня смотрели испуганные, лихорадочно блестящие глаза, и я подумала: «Интересно, можно ли определить по моему виду, что я – женщина, осторожно ступающая по туго натянутому канату, замужняя женщина, готовая встретиться со своим бывшим возлюбленным». Я постоянно смотрела на часы и трижды переоделась, прежде чем пришла к выводу, что туалет,
Я решила, что всю дорогу на наше свидание пройду пешком. Канал-стрит, как всегда, кишела людьми, но мне стало легче, когда я растворилась в толпе, быстро катящейся в сторону Французского квартала. Она как бы несла меня с собой, то замедляя, то ускоряя свое течение. Я свернула на Бурбон-стрит и пошла по направлению к Дюмейн.
Зазывалы орали во всю глотку, выкрикивая цены, приглашая туристов зайти в их рестораны и бары. Я уловила дразнящий запах речных раков «этуфэ», свежевыпеченного хлеба и крепкого кофе. Торговцы разложили на тротуарах фрукты и овощи на продажу. На углу, из широко раскрытых дверей ресторана на меня пахнуло ароматом соте из креветок, и у меня свело желудок. Я почти ничего не ела за завтраком и слишком нервничала, чтобы вспомнить о ленче. Из одного кафе доносились звуки джаз-банды, а заглянув в открытую дверь другого, я увидела четырех мужчин в соломенных шляпах, играющих на гитаре, мандолине, скрипке и аккордеоне.
Здесь всегда царило оживление. Как будто продолжался всеобщий нескончаемый праздник. Люди чувствовали себя раскованно. Они много ели, пили, танцевали и пели громко и допоздна. Как будто я перешла из мира ответственности и обязательств в мир без сдерживающих центров, законов и правил. Все сходило с рук, если это доставляло удовольствие. «Неудивительно, что Бо выбрал Французский квартал», – подумала я.
Наконец я пришла по адресу, который он написал в записке. Квартира была в двухэтажном оштукатуренном здании с прямоугольным двориком и маленькими железными балконами. Я почувствовала аромат мяты, растущей вдоль стен. Это было тихое место, достаточно удаленное от центральных улиц и все же находящееся в двух шагах от них, если обитателям захотелось бы вдруг погрузиться в музыку или насладиться едой. Я заколебалась.
Может быть, его там и не будет. Может быть, он тоже передумал. В окнах не было никакого признака, что в квартире кто-нибудь есть. Портьеры не шевелились. Я глубоко вздохнула и оглянулась. Если я уйду, буду ли я счастливее или начну бесконечно думать о том, как бы это было, если бы я вошла в этот дом и встретила Бо. Может быть, мы бы просто проговорили. Может быть, оба проявили рассудительность. Я закрыла глаза, как перед прыжком в воду, и вошла во двор. Я подошла к парадной двери, набрала код на табло, поднялась по узкой лестнице на площадку, нашла нужную дверь и остановилась… еще раз глубоко вдохнула и постучала.
Несколько мгновений я ничего не слышала и подумала, что его там нет. Он и в самом деле передумал. Я испытала смесь облегчения и разочарования. Внутренний голос кричал мне, чтобы я повернулась и бросилась прочь, бегом бежала назад в отель; но моя вторая половина, та, которая томилась по состоявшейся любви, наполняла меня таким отчаянием, что сердце мое готово было разорваться в груди.
Я уже было повернулась, чтобы уйти, когда дверь широко распахнулась, и я увидела Бо. На нем была белая мягкая рубашка из хлопка и брюки из дорогой темно-синей шерсти. Он часто моргал, как будто пытался сосредоточиться и поверить, что это действительно я.