Шрифт:
Глава 1
Посвящаю моей семье —
единственной истинной ценности.
И, разумеется, Тому,
чья любовь обогатила меня безмерно.
— Привет, крошка. Прекрасно пела. Прости за этот дым. Если сможешь выступить в следующую пятницу, включу вентилятор, идет?
Александра Кордей улыбнулась сквозь завесу едкого дыма и кивнула:
— Конечно, Уилл.
— Сколько получила?
Она вытащила из кармана джинсов горсть скомканных бумажек и пересчитала.
—
Он пожал плечами:
— Не густо. Но в иной вечер удается заработать побольше, учти.
Она кивнула:
— Ага. Мне надо бежать, Уилл. До следующей пятницы.
— Договорились, крошка. Не расстраивайся.
Выйдя из насквозь прокуренного кафе, Александра вдохнула свежий, чистый воздух. Вечернее небо было ясным и безоблачным.
Как любил говорить ее отец о таких вот днях? «Пускай лучше уж льет дождь и бушует гроза. По крайней мере ожидаешь грома и молний. Но берегись деньков, которые кажутся идеально безоблачными, Алекс, — предостерегал ее Дикий Билл Кордей. — Это они подкрадываются с тыла и дают тебе под зад коленом».
Папа был прав. Все действительно ужасное произошло с ней в такие вот чудесные дни.
Смешно. Хотя ее отец умер много лет назад, она все еще прекрасно его помнила. Как он выглядел и какой у него был запах. Глубокий тембр его голоса, особенно когда он смеялся, а смеялся он почти всегда. Вечно шутил и дразнил ее. Он никогда не был серьезен.
Александра могла вспомнить все, о чем они говорили с ним. Он был самым красивым, очаровательным, чудесным папой, о котором любая девочка может только мечтать. Каждый день своей жизни он встречал с радостью и готовностью к приключениям и заражал этим окружающих. Все попадали под влияние его жизнелюбия.
Алекс была истинной дочерью своего отца. Она унаследовала от него свободолюбие и открытый характер, хотя события ее недолгой жизни должны были научить проявлять большую осторожность.
Бросив сумочку на заднее сиденье старенького «шевроле», она забралась в него, включила зажигание и выехала со стоянки. Как обычно, она уже опаздывала. У нее это превратилось в привычку. Ей не хватало часов в сутках, она разрывалась между занятиями в университете и работой официантки в одной модной фирме, обслуживающей приемы и званые вечера. По пятницам пела в студенческом кафетерии, но работой это не считала, поскольку ей не платили, только иногда перепадали чаевые.
Никто ни разу не видел, чтобы она шла спокойно, неторопливо. Она бежала весь день — и полночи.
В том возрасте, когда большинство девочек еще играют в куклы, Алекс открыла для себя, насколько непостоянна жизнь. Может, именно тогда она вскочила в это беличье колесо и бежала, бежала, словно белая мышь в лаборатории, которая целые дни лихорадочно несется в никуда в надежде получить вознаграждение. И в конце дня была настолько измотана, что только и могла упасть на кровать, чтобы утром проснуться и снова начать тот же бесконечный бег по кругу.
Ей никогда не приходило в голову, что можно выскочить из этого колеса. Если
Она заставила себя отбросить мрачные мысли. Лавируя на своем «шевроле» сквозь поток, добралась до района, в котором они с младшим братом Кипом жили у бабушки последние восемь лет.
Когда-то этот район считался довольно респектабельным. Сейчас на домах и дворах лежал отпечаток заброшенности, но Нанна упорно вылизывала свой безупречно чистый дворик и выращивала цветы, пусть даже окружающие дома ветшали.
Припарковавшись у обочины, Алекс выскочила из машины и взбежала на веранду, прыгая через две ступеньки.
— Обед готов, дорогая, — крикнула бабушка из кухни.
— Нет времени. Надо бежать.
Бросила на стол книжки и полетела по лестнице наверх.
Сняв джинсы и свитер в маленькой спальне, Алекс поспешно прошла в крохотную ванную комнату. Через несколько минут, завернувшись в полотенце, уже выскочила из ванной, вернулась в спальню, открыла шкаф и вытащила отглаженную черную униформу и белый передник с оборками. Она оделась, даже не взглянув на себя в зеркало. Проведя щеткой по распущенным, доходящим до пояса волосам, Алекс сколола их с двух сторон гребнями, оставив сзади целый каскад влажных локонов. Затем схватила косметичку и затолкала ее в сумочку. Макияжем она займется потом; сейчас ей надо добраться до особняка Монтроуза раньше продуктового грузовика.
— Алекс. Надо же что-нибудь съесть.
— Не могу, Нанна. Опаздываю.
— Посмотри на себя, — возмущенно сказала бабушка, стоя в дверях кухни и тыча в ее сторону деревянной ложкой. — Ты такая худая, что подуй хороший ветер — и тебя просто сдует.
— Кто бы говорил. — Чмокнув старушку в щеку, Алекс дернула ее за подол домашнего платья из веселенького ситца. — Эта старая тряпочка когда-то плотно обтягивала твою талию, Нанна. А теперь того гляди свалится с тебя.
В голубых глазах старухи вспыхнул огонек.
— Нельзя быть ни слишком худой, ни слишком богатой.
— Тебе придется выбирать одно из двух.
— И тебе тоже, милочка, тебе тоже. Но я все же считаю, что богатой быть лучше.
И они расхохотались.
Алекс подошла к маленькому мальчику, сидевшему за столом, и быстро поцеловала его.
— Извини, что не могу послушать, как у тебя прошел день, Кип. Поговорим утром.
Он не мог ждать до утра. Новости распирали его изнутри так, что он готов был лопнуть.
— Я победил на школьном конкурсе художников, — выпалил Кип.
— Правда? О Кип! — Она крепко обняла братишку и поцеловала в кончик носа. Его волосы были скорее медными, чем рыжими, нос усыпан веснушками. — Это чудесно. — И обернувшись к бабушке, сказала: — Не готовь завтра обед, я отведу вас в «Макдональдс», и мы это отметим.
— Ух ты! — У мальчишки засверкали глаза. — Вот здорово, Алекс!
— До встречи утром, парниша! — Она открыла дверь. — Вернусь поздно, Нанна. Не жди меня.