Все, что было у нас

Сантоли Ал

Латиноамериканцы в морской пехоте ничем не отличались от всех прочих. Когда вокруг тебя война, все зелёного цвета. Иногда по радио вооружённых сил передавали программы на испанском, где играла пуэрториканская музыка. Остальные это слушать не хотели. Они думали, что это вьетнамская музыка или что угодно ещё, для них непонятное.

Помню, когда я лежал с ранением в госпитале, я читал один журнал, где для каждого штата отводилось место, где можно было чего-нибудь написать о том, из какого ты города, посмотреть, кто там уже отметился. Ну, я нашёл Огайо, сам там написал. Потом нашёл 'Пуэрто-Рико' и собирался написать в разделе для тех, кто из Баямона. Кто-то там уже написал: 'Спанцы грёбанные, чего не

пишете на английском, чтоб нам понятно было'. Я был поражён. Лежу вот в госпитале. И я написал: 'Если я достоин сражаться и умирать за эту страну, я достоин писать или говорить так, как мне угодно'. И мой друг из англосаксов сказал: 'Слышь, а классно ведь. Мне понравилось'. В общем, с ним я мог дружить, потому что не могу, повторю ещё раз, делать обобщения по поводу умонастроений всех и вся.

Однажды мне рассказали, что от 25 до 35 процентов пуэрториканцев, служивших во Вьетнаме, погибли или получили ранения. Знаешь, мне стало от этого больно. Бог ты мой, столько народу.

Когда я вернулся из Вьетнама, у нас на базе были такие, кто не знал английского. И я старался таким помогать. Мне кажется, в морской пехоте в людях вечно страшный дефицит. Есть у них отличные пиаровские штучки, да что угодно есть. Но когда видишь там пацанов, которые читать совсем не умеют, бедолаг, которые о себе самих позаботиться не в силах, и они попадают в такие обстоятельства, господи... Начинаешь об этом задумываться. Я-то был из тех, кто гордится службой. Когда был маленький, читал про историю морской пехоты. Я все книжки про морпехов прочитал, серьёзно. И я всегда хотел стать морпехом. Потому и пошёл туда, когда меня призвали после колледжа.

О колледже я был не больно высокого мнения. В общем, я хотел стать учителем, но решил, что в вооружённых силах смогу что-то сделать по-геройски: 'Да вы только гляньте на меня. Я ведь что-то да сделал'. А это совершенно неправильно. Я полагал, что надо что-то испытать, чтобы понять. Я всегда подумывал о том, чтобы написать книгу. И именно поэтому я вёл дневник и всё такое. Но испытывать что-то на себе не обязательно. Можно книгу прочитать и, если ты достаточно восприимчив, если у тебя хватит интуиции, то сможешь что-то извлечь для себя и из этого. Можно обойтись и без личного военного опыта. В общем, я отправился туда вроде как за приключениями.

Добровольцем в Нам я не вызывался. Меня туда отправили как обычного солдата. Они больше сил затратили, больше миллиардов долларов вложили, чтобы убить одного-двух вьетконговцев, чем тратят на разрешение проблем в наших городах, которые надо перестраивать. Столько всего нужно сделать в сфере образования, во всех сторонах жизни. Я считаю, что если мы получше сосредоточимся на развитии тех возможностей, что у нас есть, для нашей страны будет намного лучше. Мы ведь, как и раньше, любим свою страну. И если мы не соберемся нахрен - есть миллиард китайцев, что трудятся подобно муравьям. И если мы не сумеем объединиться со всем миром, если не сможем наладить отношений с другими, то, ясное дело, в очень скором времени уже не сможем оставаться влиятельной страной.

Именно поэтому я и продолжаю учиться, параллельно с работой - потому что я считаю, что мы лидеры. Нет людей, которым мы можем указывать: 'Слышь, сделай-ка то-то и то-то'. Мы сами должны всё делать. Потихоньку, помаленьку, мы должны подавать примеры, мы должны делать то, что считаем верным, потому что мы достаточно успели понять, что есть некая куча мудаков, которые играли в руководителей и всё херили так долго. Мы с тобой через войну прошли. Мы знаем друг про друга, кто есть кто. Мы самих себя знаем. Мы должны верить самим себе. Мы должны доверять нашим собственным решениям и взглядам на жизнь, чтобы не стоять на месте.

Господи Иисусе, понимаешь?
– Одарив парой 'Пурпурных

сердец', всякими прочими штуками, бог разрешает жить. И начинаешь жить. У меня сейчас есть дом, машина, красивая женщина, с которой, по-моему, у меня развиваются хорошие отношения, любовные отношения. Нам надо видеть хорошее и искренне благодарить Бога за то, что у нас есть. Мы пробились.

Линда ван-Девантер

Медсестра

71-й эвакуационный госпиталь

Плейку

Июнь 1969 г.
– июнь 1970 г.

ЖИЗНЬ

Именно во Вьетнаме я впервые в жизни самостоятельно приняла роды. По-моему, случилось это днем в субботу. Вполне могло быть так, не знаю почему, но по какой-то причине кажется, что всё было как бывало днём по субботам. Было очень тихо. Пациентов не было. Я была в очень подавленном состоянии, и тут появляется эта дама. Сначала я разозлилась, потому что вообще-то мы там должны были заниматься военными ранениями. Нам полагалось заниматься гражданскими только тогда, когда на них оставалось время. Но в тот самый день я положила её на каталку и повезла в операционную, потому что поняла, что до родов осталось совсем немного, и успела уже позвонить одному из хирургов, чтобы тот пришёл и принял роды. А он не успел добраться вовремя.

Она посмотрела на меня и говорит: 'Ребёнок идти, ребёнок идти'. Я посмотрела - а там головка. Я схватила стерильное полотенце и подложила, а этот малыш взял и высунул свою маленькую головку наружу и повернулся набок, высунул свои плечики, и вот уже он - маленький вопящий комочек того, что называется человеком. И жизнь возродилась снова. Это было как сотворение жизни среди всего тамошнего разрушения. И сотворение жизни возвращало людям рассудок.

Такие моменты, когда рядом с нами оказывался новорожденный, мы очень ценили. У меня есть пара слайдов, на которых я сижу в операционной, опершись ногой о стол, в полевой форме и боевых ботинках, в накинутом сверху халате операционной медсестры, а в руках у меня - крохотный комочек, и я его кормлю. Такие вещи помогали жить. Они показывали, что жизнь ещё не умерла. Что есть ещё надежда.

IV ТОЩИЙ УРОЖАЙ

Подполковник Гэри Риггс

Советник

7-я группа сил специального назначения

Лаос

1960-1961 гг.

Вьетнам

1966-1970 гг.

СДЕРЖИВАНИЕ

После того как свалил Джонсон, и пришел Никсон, мне со своего места стало видно, что основной акцент изменился - как небо и земля. То есть основной акцент на то, как и что нам делать. На то, чем мы занимались.

Основной акцент стал звучать так: 'Давайте закругляться с этим проклятым делом. Давайте прикроем лавочку, и как можно подостойнее, но только давайте отступим и вернёмся домой'. И эти настроения стали повсеместными - до последнего 'снаффи' в поле. Не только у моих ребят, но и у 'буни рэт' в их подразделениях, посылаемых на задания. Тогда это стало вопросом выживания. Так стало после Тета, после февраля 1968 года. Ибо к тому времени мы уже знали, что будем оттуда выбираться.