Всё, что душа пожелает, или Фактор Аладдина
Шрифт:
Присмотритесь, не напоминает ли вам любая из последующих фраз ваши детские годы или – что, пожалуй, даже еще страшнее, – то, как вы сами выполняете собственные родительские обязанности:
• Хватит надоедать мне своим вечным нытьем и бесконечными вопросами.
• Прекрати мучить свою мать.
• Оставь бабушку в покое.
• Я не хочу даже слышать об этом!
• Сейчас у меня нет на это ни минуты.
• О нет, только не лезь ко мне снова! Чего ты хочешь от меня на сей раз?
• Ты страшный эгоист. Единственное, о чем ты вообще думаешь, –
• Ты никогда не берешь в расчет ничьих интересов, кроме своих собственных.
• Так вот, милая барышня, или будет как сказала я – или ты мне не дочь!
• Пока ты живешь в моем доме, будешь соблюдать мои правила.
• Если тебе не нравится жить здесь, можешь убираться.
• Если ты не в состоянии сказать что-нибудь хорошее, не говори ничего вообще.
• Когда мне понадобится услышать твое мнение, я дам тебе об этом знать.
• Поторопись – у нас куча дел.
• Мне неинтересно, чего хочешь ты.
• Просто закрой рот и делай то, что тебе говорят.
• Если только ты будешь держать рот на замке и следовать моим указаниям, все пройдет прекрасно.
• Делай так, как тебе сказано!
Если вы просите учителя помочь вам, то ребята называют вас подлизой, выскочкой или учительским прихвостнем. Во многих школах дело поставлено так, что если вы поступаете, как положено разумному ученику, и просите учителя объяснить вам какую-нибудь вещь, то вас обвиняют в подхалимаже.
Да и педагоги тоже, как правило, велят вам выполнять все домашние задания самостоятельно, и чья-либо помощь или сотрудничество с другими ребятами считаются недопустимыми.
Мы очень быстро учимся не задавать на уроке глупых вопросов – учитель тут же наградит нас одним из своих излюбленных испепеляющих взглядов. А другие дети будут смеяться над вами или же не станут скрывать своего раздражения. В итоге многие из нас борются со школьными трудностями в одиночку или вообще пропускают мимо ушей все, о чем говорится в классе. Потом, к сожалению, подобный стереотип поведения более или менее точно воспроизводится во взрослой жизни.
В школе все было страшно забавным.
Он сидел за коричневой квадратной партой, похожей на все остальные коричневые квадратные парты, и думал, что лучше бы им сделаться красными.
И класс, где он сидел, тоже был квадратным и коричневым, похожим на все остальные классы. Он был битком набитым и очень тесным. И все в нем было деревянным – от напряжения – и онемевшим – от шума.
Он ненавидел держать в руке карандаш и мел, отчего пальцы у него немели, и ноги намертво прирастали к полу. А учительница все смотрела и смотрела на него, не отрываясь.
А потом ему надо было писать цифры. Но они ничего не значили. Они были даже хуже, чем буквы, которые, если написать их подряд, могли означать хоть что-нибудь…
Но и цифры тоже были какими-то деревянными, онемевшими и совершенно не круглыми, а значит, квадратными, и он ненавидел всю эту чушь.
Тут зашла
После этого они рисовали. И он рисовал все желтым, потому что именно таким ему казалось сегодняшнее утро. Получалось красиво.
Учительница подошла и посмотрела на его рисунок: «Это еще что? Почему бы тебе не поучиться рисовать у Кена? Разве это не выйдет красиво?»
Сплошные вопросы.
После этого мать купила ему галстук, и он всегда рисовал на уроке самолеты и ракетные корабли, как остальные ребята.
Из сочинения «О школе», которое оказалось на столе у учительницы английского языка в 12-м классе средней школы города реджайна, провинция саскачеван. хотя нет достоверных сведений, действительно ли данный текст написан самим учеником, но известно, что две недели спустя он покончил жизнь самоубийством.
После многих лет сидения перед телевизором люди твердо усвоили, что быть настоящим мужчиной означает страдать молча, быть отважным и неустрашимым мачо, терпеть и никогда не выражать свою уязвимость или какие-то глубокие эмоции. Мужчин учат на любые потребности или желания реагировать саркастическими замечаниями или оскорбительными выпадами. Этот образ крутого мужика, к которому стремятся чуть ли не все представители сильного пола, мешает им просить у других людей помощи и содействия.
И непререкаемые догматы церкви, и отдельные странствующие проповедники, и обычные священники, и телевизионные миссионеры, и религиозная литература – все это обусловливает и даже навязывает нам четкие убеждения по поводу того, уместно ли просить кого-либо о чем-либо.
…Блаженнее давать, нежели принимать.
Меня воспитывали в расчете на то, что я сделаюсь святой. Моя мать в молодые годы первоначально собиралась отправиться в женский монастырь, но вместо этого вышла замуж и затем вверила своего первого ребенка – то есть меня – Деве Марии и собственной матери. Меня заранее торжественно предназначили для служения святому делу, решили причислить к лику неведомо кого и принесли на алтарь церкви, словно жертвенного агнца. Вся моя дальнейшая жизнь стала сплошным жертвоприношением. Посему я никогда не имела ни права, ни возможности попросить чего-либо для себя – предполагалось, что я должна не вымаливать себе, а помогать другим – горемычным душам, оказавшимся в чистилище, или же голодающим детям во Вьетнаме, или вообще любому, кто был в то время страждущим, голодным либо бездомным. Ожидалось, что я и подобные мне обязаны помогать этим несчастным, ничего не прося для самих себя.