Всё, что нужно для счастья
Шрифт:
– Я думаю, что попробовать не повредит! Кто знает, может, Галина Антоновна не всё о себе рассказала? Вдруг она скромная от природы и лишний раз не кичится своими талантами?
– А может, она шарлатанка, Вась. А то что бабы после её сарайчика бегут в роддом лишь стечение обстоятельств?
Ведь ещё нетрадиционной медицины нам не хватало! Тут и так голова кипит от мыслей, что делать дальше, так ещё и Вася так не вовремя принимается верить в чертовщину. Или в промысел божий, кому как удобнее... Как по мне, так ерундистика это.
– Вась, давай по-человечески. Я с
И если уж и верить в чудо, то шансов, что сотворит его квалифицированный специалист куда больше. Так зачем такой крюк делать?
– А я от врача не отказываюсь... Максим, мы же будем эту деревню проезжать. Что нам стоит задержаться в ней на один денёк?
Это время, чёрт меня подери. Время! А сколько его осталось не знает никто. Только как об этом скажешь, когда Васин голос звенит надеждой? Вздыхаю, устало потирая переносицу, а женщина, без которой я никогда не смогу быть по-настоящему счастливым, заставляет меня вздрогнуть:
– Я не могу её потерять. Не могу. И если в попытке её спасти мне необходимо поглупеть и поверить, что какой-то старый почерневший сарайчик - это рай на земле, я поверю. Господи, да я во что угодно поверю, лишь бы моя сестра осталась со мной, понимаешь? Один день, Максим, а потом хоть десять врачей - я её за руку приведу и покажу каждому.
Пёс притих. Сидит напротив меня, устроив зад на моей чистой рубашке, и жалостливо поглядывает, прожигая карими глазами моё взволнованное лицо. Похоже, чувствует, что хозяйке просто необходима его помощь...
– Ладно, - отворачиваюсь от ожившей собаки, радостно вильнувшей хвостом, словно в моём согласии есть и его заслуга, и вновь натягиваю одеяло до самой макушки.
– В среду. Если не приедете, я лично утащу вас в город.
– Как скажешь.
Теперь молчим. Мне становится тошно, оттого, что наша встреча оттягивается, а ей, кажется, полегчало, ведь моя влюблённая рожа, последнее, что станет её волновать. И не только сейчас, а в принципе. Когда уже и это приму? А то так и впрямь до клиники недалеко - в шкафу её наряды, в сердце ни одного пустого местечка, потому что сдавать свои позиции Некрасова не торопится. И как спасаться прикажете?
– Соня как?
– прочищаю горло, уверяя себя, что рано или поздно это придётся сделать, ведь и дальше думать лишь о своих чувствах к жене невозможно, и закрываю глаза, тут же вспоминая маленькую девочку, утонувшую в рюшах.
– Отлично. Торт лопает. Спрашивает, не улетел ли ты в очередное путешествие.
– А ты что говоришь?
– Что если ты обещал, значит, ждёшь.
Мне бы улыбнуться, ведь слышать такое от Васи приятно, да только вместо этого пальцы сами собой сжимаются в кулаки.
– Не разочаруй ребёнка.
Ещё бы, ведь что-что, а насмешку в словах жены я определяю мгновенно.
Похоже, какие-то незримые высшие силы решили испытать меня на прочность. Ведь, если верить маршруту, до Сосновки наш поезд не едет. Так, двухминутная остановка в лесной глуши, где из достопримечательностей лишь болезненно худая дежурная и одноэтажное
– Какой номер дома?
– Вера устало бросает свой чемодан прямо на пыльную тропу, и протирает взмокший лоб тыльной стороной ладони. Выдохлась.
– А чёрт его знает... Помню, что он синий, - опускаю свою поклажу и рядом сажусь.
Благодать: птички поют, бабочки порхают, оголодавшие комары тут же рассаживаются на моих голых щиколотках, и словно по команде впиваются острыми "носами" в потную кожу. Сейчас бы плюхнутся на стог сена, опустить хозяйский балдахин и захрапеть... Да только с Сонькой нам это вряд ли удастся. Вон, скачет, как сайгак, безжалостно вырывая ромашки прямо с корнями, и что-то напевает себе под нос. Наверное, Егора Крида. Она пусть и маленькая, а влюбилась в его смазливую физиономию безоговорочно. Так, что и песни наизусть выучила, и незамысловатые танцы поставила, исполняя их всякий раз, когда из динамиков льётся знакомый голос.
Задираю голову, вглядываясь в недвижимые облака, и тяжело вздыхаю - не дойду. Вроде здоровая, молодая, а этот короткий пеший поход лишил меня последних сил.
– Надо, Вась, - и, видимо, мои мысли легко читаются на раскрасневшемся от зноя лице, потому что сестра, бойко хлопает в ладоши, тем самым пытаясь поднять мой боевой дух, и уже на ноги встаёт.
– Не могу...
– Но всё равно пойдёшь. Кто тут у нас смертельно больной? И ничего, топаю. Сонь, ай-да тётю Васю в деревню тащить! Вон, до неё рукой подать!
И вправду, старенькие крыши избушек виднеются за кустами. Потому и сдаюсь - ну, не напрягать же эту парочку! Тем более что, может, и идти не придётся - позади кто-то уже сигналит.
– О, Васька, спасены! Поднимай свой тощий зад! Поедем с мигалками!
Покорно киваю, сдувая лезущую в рот тяжёлую влажную прядь, и поднимая руки вверх, капитулирую. С мигалками, так с мигалками. Всяко лучше, чем на своих двоих.
– Вы куда, дамочки?
– В Сосновку, - на Вере ни грамма косметики, короткий ёжик спрятан под серую бейсболку, а под глазами залегли пугающие тени, а всё равно кокетничает. Грудь вперёд выставляет, ресницами хлопает, и сладенько так улыбается. Того и гляди, этот сельский полицейский — рыжий, как ржавчина - сбежит, испугавших наших домогательств... Нельзя молодых баб надолго в хосписах запирать.
Солнце прячется за невесть откуда взявшуюся на небосклоне тучку и щёк касается лёгкое дуновение ветерка. Самое-то, чтобы перестать щуриться и прийти на подмогу спасителю.
– Скажите, а вы не могли бы нас подвезти? Мы от самой остановки топаем. Ребёнок уже еле на ногах стоит.
Что, кстати, недалеко от истины — Сонька наплясалась, нарвала целую охапку полевых цветов, и теперь валяется прямо на траве, подбрасывая вверх разносортный гербарий.
– А почему бы и нет? Я же пока пустой. Прыгайте, только пошустрее. Я на вызов тороплюсь, Сидоров опять тёщу по огороду гоняет.